Читать «Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов» онлайн - страница 388

Гистолог сразу изменился, лицо сочувственно вытянулось, и веки воспаленных глаз часто заморгали.

— Так бы и сказали, все брошу и займусь.

Он засуетился и снова опустился на кушетку.

— Не помните ли вы, когда мы делали первое исследование?

— Помню. Тридцатого августа. Мы как раз накануне отпраздновали годовщину нашей женитьбы. Я здесь посижу, Елисей Семенович, а вы не торопясь займитесь этим делом.

Дальше следовал разговор, в котором изредка мелькали корни русской речи, а еще реже — русские слова.

Пока гистолог замораживал ткани узелка, делал срезы и окрашивал их, выясняя судьбу Елены Петровны, Андрей Ильич раздумывал, куда бы на это время себя деть. Он шагал взад и вперед по лаборатории, останавливался у окна, за которым строилось каменное здание, и даже сделал попытку заинтересоваться кладкой кирпича в оконных проемах. Несколько раз он порывался уйти, чтобы трудные минуты переждать в другом месте, затем стал у окна зарисовывать в блокнот разросшуюся под окном акацию и немного успокоился.

Елисей Семенович озабоченно порылся в шкафу, вынул из пакета занумерованный препарат и долго сопоставлял его с тем, который только что изготовил.

— Утешительного мало, — вытирая платочком слезящиеся глаза, сказал он, — метастаз.

Из дальнейшего объяснения следовало, что узелок представляет собой раковую ткань. Удивительно только, что новый препарат не отличается от старого, сделанного четыре месяца назад. Да, узелок выглядит таким, словно его извлекли из пищевода. Те же клетки, та же структура, но как они из пищевода угодили в рубец? Гистолог много говорил на эту тему, приводил различные гипотезы и теории и не давал Сорокину рта раскрыть. Елисей Семенович знал, что он делал, знал, что стоит ему умолкнуть, и Андрей Ильич скажет такое, о чем страшно подумать, не только услышать.

Андрей Ильич тяжело поднялся и, дружелюбно погладив старика по плечу, сказал:

— Не трудитесь, Елисей Семенович, меня убеждать. Картина ясна: хирург по небрежности занес раковые клетки из пищевода в операционную рану, попросту говоря, привил больной рак там, где его не было.

Он прижал руку к сердцу, словно пытаясь задержать его бешеный бег, и неверной походкой направился к выходу. Пожимая жилистую руку гистолога, Андрей Ильич шепнул ему:

— Смотрите, никому ни слова, ткань — нормальная, никаких метастазов нет.

Сорокин спокойно вошел в палату к жене, сообщил ей, что анализ благоприятный, опасения были напрасны. Просидев еще некоторое время, он предложил ей остаться в постели до утра и, сославшись на то, что его ждут, вышел.

Теперь только Сорокин почувствовал, как он исстрадался и устал. Ему мучительно хотелось отдохнуть, уединиться и обдумать, что случилось. Лучшим местом для этого был его кабинет. Он любил свою просторную рабочую комнату с диваном, обитым цветистой тканью, и большим окном, выходящим в сад. Часто после утомительного заседания или следовавших друг за другом операций он запирался здесь и с книжкой в руках отдыхал. Иногда удавалось вздремнуть, пока настойчивый стук в дверь его не будил.