Читать «Последний сейм Речи Посполитой» онлайн - страница 4

— Суди меня бог, ежели я когда-нибудь согрешил разборчивостью, — патетически пробасил толстяк. — Все могут засвидетельствовать, что я всегда на месте при всяком трудном деле и с любым врагом сражаюсь до последней капли...

— Кто не знает ваших побед под Бутылочным...

Толстяк только расхохотался и, обведя окружающих вороватыми глазами, продолжал с комическим пафосом:

— В напитках не разбирайся и не спрашивай, кто за них платит. Кто всегда придерживается такого правила и кому никогда не изменяет неугасимая жажда, тот может много совершить в жизни, — проповедовал он, поминутно сам прыская со смеху.

— Подгорский даром шута из себя не строит, — шепнул кто-то в стороне.

— Наверно, кроется тут какая-нибудь задняя мысль.

— Травленый волк. Бухгольцев прихвостень...

— А я из того, что вещает о себе ясный пан Подгорский, делаю тот вывод, что у прусского короля должна быть щедрая рука, чтоб утолять этакую неугасимую жажду... — дерзко съехидничал Воина и направился к дамам.

— Погоди ты, вашество, — послал ему вдогонку задыхающимся от злобы шепотом Подгорский, услышавший его колкость по своему адресу. — Этому лоботрясу любо больше лясы точить с девчонками, чем с нами вести честной разговор. А золотое ведь сердце, — старался он кого-то уверить не без ехидства.

— Зато язык, как у ящерицы.

— И слишком уж много себе позволяет. Нет человека в Гродно, кого б он не задел за живое; ничего для него нет святого.

— О чем изволите судить-рядить, почтеннейшие? — спросил Пулаский, подходя к вельможной группе.

Но в это время поднялся на террасе шум, и кто-то крикнул во весь голос:

— Мосьци пан маршал, слышно, едут!

Действительно, на шоссе послышался топот конских копыт и глухое тарахтенье экипажа, и вскоре из-под нависшей листвы деревьев замелькали факелы мчавшихся во весь дух конных гонцов, а за ними показалась на шоссе шикарная золоченая карета, запряженная шестеркой белых лошадей с выкрашенными в красный цвет гривами и хвостами, окруженная тучей мчащихся галопом казаков в алых, развевающихся чекменях и высоких черных папахах.

Рявкнула громовая фанфара, и карета, описав широкую дугу, остановилась перед террасой. Лакеи опустили подножку, и пан Пулаский, спустившись на последнюю ступеньку террасы, с низким поклоном приветствовал вылезающего из кареты Сиверса, после чего торжественно повел его вверх по лестнице. Хозяин и гость шли, окруженные кольцом из факелов, мимо толпы, почтительно склонявшей головы в трепетном безмолвии. За ними тяжело ступал с пасмурным лицом епископ Коссаковский с кастеляншей, пани Ожаровской.

После длительного церемониала представления гостей пани кастелянша с оживлением спросила:

— А где же обещанный сюрприз, пан маршал?

— Подождите минуту, и слово плотию станет.

— Мы ждем еще графиню Камелли и остальных гостей.

— Но ведь пока что мы все иссохнем от любопытства!

— Рассказывают такие чудеса о приготовленных нам неожиданностях.

— Сегодня нас трудно будет удивить, — заметил Сиверс с улыбкой, подавая Пуласкому табакерку.

— Действительно, мы пережили день, достойный восторга.

— Да, этот восьмой день после именин его светлости посла останется памятным в Польше.