Читать «Последний сейм Речи Посполитой» онлайн - страница 18
Владислав Реймонт
Видел их в вихре битв, дерущихся, как львы, — как вдруг, завидя в двух шагах от себя Изу, быстро нырнул в толпу и стал незаметно пробираться в отдаленные покои.
В последнем — круглом, обитом зеленым шелком и уставленном изящной мебелью — собрались вокруг посла все те, кто представлял соль земли, ее мысль и совет и в то же время ее защиту.
Сиверс сидел в низком кресле и, прихлебывая воду, настоенную на померанцевых цветах, водил усталыми глазами по лицам, бросая время от времени какое-нибудь милостивое словцо. Все стояли кругом, пожирая его глазами, внимая каждому его слову с таким волнением, что, когда он поднимал голову, все глаза впивались в его морщинистые щеки, точно пчелы, привлеченные приманкой. Когда же он молчал, нюхая табак и не предлагая его никому, лица меркли, облекались тревогой и беспокойством, а стоило ему только сделать движение, как толпа бессознательно тоже вздрагивала, и головы вельмож клонились с радостным шепотом, словно зрелая нива, к ногам хозяина.
Но вот он поднялся и стал расхаживать по комнате. Все расступались, точно перед святыней, подобострастные взгляды стлались к его ногам, и подлое угодничество в каждом лице ждало хоть одного его слова, хоть одной его милостивой улыбки.
Заремба едва сдерживался и, захлебываясь от негодования, убежал обратно в зал, забился под хоры и дал волю дикой и злобной молитве.
— Веревок и палача! — шипел он побелевшими губами. — Какой позор, какой позор! — повторял он, бичуя себя мысленно до жгучей боли.
Вдруг над его головой зазвенели первые звуки полонеза, и по залу пробежали взволнованные возгласы и шум раздвигаемой мебели.
— Полонез! Освободите место, господа! Место! Полонез!
Оркестр, слив голоса всех инструментов в один мощный хор, заиграл торжественный, плавный, задористый и серьезный, веселый и гордый, дышащий величием танец.
В раззолоченных дверях появился Сиверс, с галантным поклоном подал руку пани Ожаровской, и оба пошли в первой паре полонеза... За ними тронулась длинная разноцветная вереница, поплыла по залу радужно сверкающим змеем, плавно ступая с кокетливыми улыбками, с низкими поклонами, брызжа остротами под звуки музыки, все ширящейся, волнующей...
В зале воцарилась торжественная тишина. Пары за парами плыли в сосредоточенном молчании, точно радужная лента, и только оркестр изливал сверху свои торжественные, волнующие аккорды.
Басы гудели тревожным ропотом озабоченных старцев, на фоне их ропота сверкали скрипки, как девичьи очи, слезой залитые в минуту разлуки; альты рыдали отрывистым, перерываемым болью рыданьем; плакался клавесин и что-то долго шептал, что-то или кого-то звал с глубокой и нежной тоской; захлебывались флетроверсы, словно в страстных лобзаньях печальных прощаний... Вдруг трубы взгремели торжественным, возвышенным гимном, песнью борьбы и победы; взметнулся шум гордый крыльев орлиных, загудел гулкий топот, лязг тяжелых доспехов, далекое ржанье, голоса песни...