Читать «Покинутые или Безумцы» онлайн - страница 138

И уже на полпути к Флёнову увидел солнце.

И весь день солнце штормовало, как ладья, в свинцовых морях, дул ветер, гудели провода, макушки елей неистово зеленели в синих провалах, шумела старая выбеленная трава. Я ловил камерой солнечные сполохи, иногда похожие на длинные сети или росчерки — вот уж поистине золотого пера. Люблю такую неверную погоду. В чистых провалах с ветром есть что-то весеннее. Вообще узнавать знаки лета или весны зимой и осенью всегда интересно, это бодрит. Как если бы в настенных часах вдруг открывались еще какие-то часы, идущие параллельно, но по своим законам. Ведь все дело в тайне времени, и краски, звуки, запахи только одежды. Однажды они будут совлечены, и вполне может статься, что и короля-то нет. То есть — нет времени, я слышал такую философскую сказку. Ну, о том, что все нам только снится.

Но пока все мне представлялось явью, и я брел через лес, переходил поле, озирался. И увидел этот холм.

Еще раз и окончательно убедился: пейзажи пишет свет. И никакой драгоценный объектив тебе не поможет, если нет этих письмен. И лучше всего, когда эти письмена весеннего свойства — трепещущие, бегущие.

Под вечер поднялся на этот холм. На его склоне два или три заброшенных дачных домика. Место вытеснило людей, я уже сталкивался с подобным «давлением местности», как пишет один географ. В этом есть печаль, но и радость. Все-таки горожанину больше нравится сталкиваться с птицами и лисами на проселках. Да и в городе.

В одном месте еще темно краснела садовая малина, переспевшая, сочная, холодная.

На холме сухо. Много кленов, растут липы и дубы. Все-таки странно, что его покинули люди.

Вечерело, но мне уходить отсюда не хотелось. Наверное, гений места проявлял благосклонность. Или просто упорнее светило солнце, и нагоняли мысли об отце: по этим местам и пролегал его каждодневный путь из флёновской школы в деревню. Скорее всего поднимался он и на этот холм, курил раздобытые где-то сигареты. Вспоминался его рассказ о том, как он таскал сигареты у немцев, стоявших в войну у них в избе, и как потом, после войны ездил в Смоленск на базар торговать самосадом, ездил на крышах товарняков. На базаре он старался не попадаться на глаза конкурентам — изувеченным фронтовикам, зная лучше любого филолога происхождение этого глагола: накостылять.

Закурил бы и я здесь. Но — нет уже былой прыти. И ко времени отношение другое. Наверное, еще и поэтому нравится фотографировать: эта штучка с кнопками ловит время. Как сачок — бабочку, ту, что снилась Чжуан-цзы или еще кому-то.

Листва обильно летела, сыпалась, весь холм дышал.

И это продолжается и сейчас. Часы Кленового холма стучат день и ночь, и в это утро мне снова хочется туда попасть, еще раз окунуться в терпко пахнущее время и поломать голову над загадкой: как это они к весне стучат.

Еще одно цветение

У Тагора есть стихотворение о цветущем дереве, как о явлении мощи вышней. Цветущее дерево всегда вызывает особые чувства. Архетипический образ мира — древо. Дети чаще всего дерево и рисуют. Наверное, и фотографируют дерево чаще. Деревья всюду, и у них свои «лица».