Читать «Рассказы о русском музее» онлайн - страница 73
Юрий Лазаревич Алянский
Памятник может показаться карикатурным сегодняшнему зрителю. Между тем Трубецкой передал в нем непреувеличенное впечатление от времени и событий александровского царствования.
На открытии памятника перед Николаевским вокзалом (ныне площадь Восстания) присутствовал Репин. Когда сняли покрывало, Илья Ефимович крикнул:
П. Трубецкой. Александр III
— Верно! Верно! Толстозадый солдафон! Тут он весь, тут и все его царствование!
Репин демонстративно, вызывая неодобрительные толки, поздравлял Трубецкого.
В 1913 году появилось стихотворение Валерия Брюсова «Три кумира»:
Красные знамена, заполнившие площадь в дни Октября, как-то сразу притушили величие мощного першерона и его всадника. Статуя превратилась в насмешливую примету навсегда отошедшего строя. Так воспринял ее Демьян Бедный, написавший для «Правды» стихи:
Позднее стихи эти были высечены на цоколе монумента. А в 1937 году статую сняли. Ее доставили на территорию Русского музея. Огромный всадник стал единственным экспонатом, не поместившимся в музейных залах.
Теперь, в сорок первом, люди старались оградить великана от превратностей войны. В Михайловском саду вырыли еще более глубокую яму.
Но опустить в нее всадника оказалось невозможным — он был слишком тяжел. Тогда выхлопотали две баржи с песком — они причалили к набережной канала Грибоедова у самой стены музея. Десятки людей таскали песок и засыпали статую. Песчаная гора росла, как египетская пирамида. Наконец, голова статуи покрылась песком. С боков «курган» укрепили досками, а сверху сделали накат из бревен. Поверх наката насыпали земли и засеяли ее овсом. Так завершился этот камуфляж.
* * *
А в музейных залах по-прежнему лежал в своем кресле умирающий Сократ, склонялся над своей бесконечной летописью Нестор, все так же задумчиво сидел, уронив книгу, Иван Грозный — мраморные и бронзовые герои скульптора Марка Антокольского.
Картины устанавливали в ящиках поближе к капитальным стенам, под каменными сводами. Напрягая последние силы, люди стаскивали в подвалы ящики с фарфором и мелкой скульптурой, с листами рисунков и гравюр. Путь с верхнего этажа в нижний продолжался порой два-три дня.
Заботы, каких хватило бы на огромный коллектив сотрудников, легли на плечи двадцати человек. Если б дело шло о набегах древних варваров, окна музея превратили бы в бойницы, за тяжелыми дверьми строили бы баррикады. Но как защитить сокровища искусства от современных варваров, от их фугасных и зажигательных бомб, от дальнобойной артиллерии, наконец, от воздушной волны после близкого взрыва, когда вылетают стекла и губительная сырость врывается в залы, угрожая краскам великих мастеров?