Читать «Северная Ведьма» онлайн - страница 77

– О ком ты? – спросила Таисия. Бабушка вместо ответа поднялась на чердак и принесла оттуда толстую пыльную тетрадь с пожелтевшими от времени страницами, всю исписанную мелким аккуратным почерком. Чернила полиняли и стали светло-голубыми, кое-где выцвели совсем, но разобрать слова было вполне можно.

– Это дневник твоего деда, – сказала бабушка и коротко поведала историю, которая приключилась много лет назад в Ковалевке. – Возьми, дочка, почитай, – в конце своего рассказа добавила бабушка. – Может, чего и вычитаешь.

Она села на край стула, закрыла лицо руками и заплакала в голос, как по покойнику, всхлипывая и утирая морщинистой рукой бегущие по щекам крупные слезы.

– Говорила ему, не берись ты за это, – сквозь рыдания говорила бабушка. – Сам погиб и детей за собой утянул… Ирочка, внученька моя, кровиночка…

Таисия внимательно прочла дедов дневник. Дед подошел к делу серьезно: прежде чем согласиться на помощь ковалевцам, досконально, насколько мог, изучил историю вопроса. В дневник он аккуратно заносил все, что смог найти про болотную колдунью и ее жениха. К сожалению, в местной библиотеке были только записанные этнографами пересказы древних старух легенды о колдунье, которые слышали ее как сказку из уст собственных бабушек. Примерно в это же время деду начали сниться странные сны, в которых ему приходилось то свежевать какие-то туши, пачкаясь в крови по локоть, то падать с большой высоты, разбиваться в кровь и смотреть на собственное окровавленное и изуродованное тело со стороны. Каждый сон он подробно описывал и относился к ним, как к дьявольскому искушению, пытаясь бороться с напастью с помощью молитвы. Наконец дед начал служить сорокоуст. Церкви в деревне не было, и под храм он отвел комнату в собственном доме. Чем ближе становился срок последней службы сорокоуста, тем тяжелее становилось священнику. Всегда здоровый, крепкий деревенский мужик, одинаково легко переносивший холод, жару и длительный пост, он вдруг почувствовал, что ноги понемногу отказываются ему служить, слабея с каждым днем и наливаясь чугунной тяжестью уже с утра, и вскоре дед начал ходить, тяжело опираясь на палку. Он документировал в дневнике все, что с ним происходило. В ночь накануне последней службы по погибшим он никак не мог уснуть, тяжело ворочаясь с боку на бок, а когда все же сон сморил его, ему привиделась женщина, темноволосая, белокожая, которая сказала ему: «Оставь, беда будет». Дед не понял ее слов, но ему стало так жутко, что он проснулся, разбудил жену с детьми и сказал им: «Сейчас же собирайтесь и уходите. Вернетесь, когда я последнюю службу отслужу». Жена не стала задавать лишних вопросов, одела детей и увела их к куме в соседнюю деревню. Больше мужа живым она не увидела. … Когда из села ушли военные, закончив расследование, вдове разрешили вернуться в дом и забрать вещи. Среди раскиданных книг и одежды ей попалась на глаза тетрадь, в которой покойный муж делал свои последние записи, и она взяла ее с собой, но ни разу за всю жизнь не открыла.

– Он успел записать то, что произошло за несколько минут до гибели людей в деревне, – сказала Таисия. – Когда дед произнес последние слова поминальной службы, он увидел, как перед ним, прямо в комнате, возникли два силуэта, мужчины и женщины. Они держались за руки. Вдруг мужской силуэт начал таять, как будто его кто-то или что-то растворяло изнутри. Вскоре от него остался только светящийся контур, который через секунду ярко сверкнул и исчез. Женский силуэт, напротив, обрел плотность, и дед узнал в нем женщину из своего сна накануне. Она села на лавку напротив него и глаза ее налились слезами. Женщина сняла с головы косынку, утерла слезы и, не оборачиваясь, вышла из избы. На этом месте записи обрываются. Уже потом, читая один из отчетов, я узнала, что деда нашли мертвым за столом, а под головой его лежала эта самая тетрадь. В самом конце последней записи, совсем другим почерком, не дедовым, было накорябано: «Будь проклят ты и дети твои».