Читать «Сумерки волков» онлайн - страница 72

Вместо обустройства нового жилища она решила заняться продажей дома в Озерном. Домашний очаг, родовое гнездо, которое с размахом и любовью строил ее отец для будущих детей и внуков, превратилось в обременительную собственность, заниматься которой не хотел ни Максим, ни его новая семья, ни сама Марьяна. Содержать дом и участок было хлопотно и накладно, а воспоминания о прежнем счастье — такой спустя пять лет после смерти отца казалась та большая, сложная, наполненная тревогами и ожиданиями жизнь — только мучили ее.

С отцом она по-прежнему вела мысленный диалог, но чувствовала, как отдаляется, исчезает среди множества теней, населяющих безвозвратные долины. Иногда Марьяна и сама хотела оказаться там — среди дорогих ей и любящих ее людей. Но в декабре, промозглом и мглистом, весь Петербург превращался в долину теней, и она все больше времени проводила в Озерном. Оставалась ночевать в пустом доме, разбирала вещи, бумаги отца, свои детские дневники и студенческие тетради. Часто доводила себя до слез щемящей грустью об утраченных навсегда возможностях. Сейчас ее до глубины души трогала наивность замкнутой девочки, безнадежно влюбленной в мужа старшей сестры, и целомудренная страсть молодой женщины, которой так хотелось нежности и тепла, которая так боялась поверить, что она достойна любви и счастья. Марьяна отдавалась жалости к себе, как отдаются тайному любовнику, с горечью в груди, со сладкими слезами.

Ей хотелось верить, что Георгий не лгал ей, когда делал признания, обнимал, ложился с ней в постель. Он ждал от нее покоя, домашнего тепла, товарищества и поддержки. Марьяна вспоминала, как сблизила их смерть ее отца, работа и общее дело. Дружбу, сходный взгляд на вещи легко принять за влюбленность. Но возможно, эта душевная близость и была настоящей человеческой любовью. Марьяна ждала, что со временем их взаимная приязнь станет нерасторжимой. Они бы сделались роднее и ближе, искреннее и проще друг с другом. Георгий научился бы дорожить этим чувством, как и она.

Все это было возможно, если бы не грубая физиологичная страсть, которой Марьяна не могла простить Измайлову. Они могли быть счастливы, если бы ее тихой любви не заслонил развращенный с детства гомосексуал, до сих пор внушавший ей необоримую гадливость. Под привлекательной оболочкой в нем скрывалась нравственная гниль, заразная душевная болезнь. Не только сама она, многие говорили об этом.

Эти люди, как болотные пузыри, рождались на отравленной почве нищеты, в спальных районах больших городов, в убогих деревнях и поселках, где спивались поколения их предков. Происхождение и генетический отбор лишали их морального закона, которым руководствовались в других социальных слоях. Насилие, инцест, животный разврат, беспробудное пьянство и убийство друг друга — все, что вызывало возмущение цивилизованного человека, было для них обыденностью жизни. С этого дна можно было подняться разве что на уровень обслуги, домашней или сексуальной.