Читать «Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII» онлайн - страница 84

— Для такой невесты, какова Русская земля, — говорили москвичи, — мы скоро найдем и другого жениха!

Гонсевскому приносились часто жалобы на насилия поляков. Он всячески старался казаться справедливым. Когда началось народное движение и прошли слухи, что Ляпунов ведет уже ополчение к Москве, столичная чернь стала еще смелее: москвичи сами уже задирали и дразнили поляков.

Между жителями и жолнерами случались не только ссоры, но и драки, грозившие перейти в общую свалку. Торговцы стали брать с поляков за свои товары втридорога. Раз был такой случай. Пришел на рынок поляк покупать овес, взял бочку овса и дал продавцу плату, какую все платили. Тот потребовал вдвое больше. Поляк стал горячиться и ругаться.

— Как смеешь ты грабить нас? — кричал он. — Разве мы не одному царю служим?

А. Васнецов Мясницкие ворота. Уличное движение в XVII веке

— Возьми свои деньги и отдай мне овес, — отвечал продавец. — Полякам не покупать его дешевле. Убирайся к черту!

Поляк в гневе выхватил саблю… Но мигом набежало несколько десятков человек с дубьем в руках. Польская стража, стоявшая у ворот, увидев это, бросилась выручать своих. Началась драка. Вооруженные поляки разогнали толпу, причем было убито человек пятнадцать.

Слух об этом быстро разнесся по всему городу и предместьям. Со всех сторон набежало на рыночную площадь множество москвитян. Дело принимало очень опасный оборот для поляков — легко мог вспыхнуть мятеж. Гонсевский на этот раз предупредил беду. Он сам явился среди народа и держал речь. Он старался подействовать на религиозное чувство, напоминал о присяге Владиславу.

— Не повинуясь царю, вы гневите Бога, — сказал он в заключение. — Не хвалитесь силой и числом. Конечно, шести тысячам трудно устоять против семисот тысяч, но победа зависит не от числа, а от Бога: и горстью людей Он может истребить несчетные полчища. Кто побуждает вас к бунту? Разве мы служим не тому же государю, которому и вы присягнули? Если же вы хотите кровопролития, то будьте уверены, что Бог нас не оставит: мы постоим за правое дело!

Плохо верили москвичи в это «правое дело» поляков. Из толпы послышались грозные крики:

— Полно врать! Без ружей и дубин мы вас шапками побьем! Убирайтесь отсюда!..

На этот раз дело кончилось все-таки мирно: озлобленная толпа разошлась; но ясно было, что малейший повод, малейшая искра — и вспыхнет мятеж, и народная злоба превратится в ярость дикую, беспощадную!..

Меры предосторожности, какие должны были принимать поляки, конечно, еще сильнее раздражали москвичей. Заключение патриарха, молва об оскорблениях, наносимых ему, еще более злобили народ. Лазутчики Гонсевского сообщали ему очень неутешительные вести — доносили, что русские ополчения уже недалеко от столицы. Надо было ждать, что вся Москва поднимется на поляков, лишь только под стенами ее явятся русские ратные силы. Взаимное раздражение поляков и москвичей дошло до крайней степени. Опасаясь больших скопищ народа, Гонсевский запретил было торжественно праздновать Вербное воскресенье. На этот праздник обыкновенно собиралось бесчисленное множество народа посмотреть на пышные процессии. Чернь, узнав о запрещении, начала волноваться. Гонсевский отменил свой приказ, и празднество совершилось, хотя, конечно, далеко не так пышно, как это бывало при царях.