Читать «Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII» онлайн - страница 52

Дикая толпа заговорщиков забыла всякое человеческое чувство — издевалась и ругалась над несчастным. Толкали его, дергали, били… Кафтан с него сорвали, нарядили его в какое-то рубище…

— Поглядите-ка на царя! У меня такой царь на конюшне! — сказал со смехом один.

— Дал бы я ему себя знать! — говорил другой.

К. Вениг Последние минуты Самозванца

Н. Некрасов Свержение Самозванца в 1606 году

Третий ударил его по лицу и закричал:

— Говори, кто ты, кто твой отец и откуда ты родом!

Измученный Дмитрий едва мог проговорить в ответ несколько слов. Он утверждал, что он — сын Иоанна, предлагал спросить о том его мать и просил, чтобы его вынесли к народу на Лобное место.

— Царица Марфа сейчас сказала, что это не сын ее! — крикнул один из бояр.

— Винится ли злодей? — кричали в нетерпении со двора.

— Винится! — отвечали из дворца.

— Бей, руби его! — завопила толпа.

— Вот я благословлю этого польского свистуна! — крикнул один из мятежников и застрелил Дмитрия.

Нашлись и такие, что рубили и кололи бездушное тело мечами.

Толпа заговорщиков, убивши Басманова и царя, избила до сотни музыкантов и песенников, живших в Кремле, близ царского дворца. В это время толпы разъяренного народа свирепствовали в Китай-городе и других частях Москвы, истребляя без милосердия «ненавистных ляхов». Несчастные поляки вскакивали с постелей, прятались в погреба, зарывались в солому, даже в мусор… Но тщетно искали они спасения: москвитяне их находили и убивали кольями, каменьями, рубили саблями… Народная злоба не знала границ. С 3 часов утра до 11 шла дикая, бесчеловечная расправа. Ужас этого побоища, говорит очевидец, нельзя рассказать. Шесть часов сряду гремел набат без умолку, раздавались ружейные выстрелы, сабельные удары, топот коней, отчаянные вопли избиваемых и крики остервенившейся черни: «Секи, руби поляков!» Казалось, ярость и злоба заглушили всякое человеческое чувство: ни слезы, ни мольбы несчастных не спасали их. Некоторые в отчаянии решались защищаться в домах с оружием в руках.

Народ притащил даже пушки, чтобы разгромить дома, где заперлись польские послы и царицыны родичи с вооруженными людьми. Не спаслись бы, конечно, и они, но Шуйский с товарищами избавили их от народной ярости, спасли бояре и Марину — ее отвезли из дворца к отцу.

Изуродованный труп Лжедмитрия потащили веревками из Кремля. У Вознесенского монастыря остановились, вызвали инокиню Марфу и требовали, чтобы она перед всем народом объявила, ее ли сын убит. Та отреклась, сказала, что истинный сын ее, царевич Дмитрий, убит в Угличе; винилась, что она страха ради признала сыном самозванца… Тогда тело его выволокли на Красную площадь и положили на стол, а у ног его на скамье кинули труп Басманова. Один боярин бросил на тело Лжедмитрия маску, волынку, а в рот воткнул дудку.

— Долго мы тешили тебя, обманщик, — сказал он, — теперь ты нас позабавь!..

Три дня грубая толпа издевалась над трупом Лжедмитрия.