Читать «Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII» онлайн - страница 31

Боярские костюмы Литография К. Шульца

Что делать, если действительно царевич спасся от убийц? Борис не мог быть непоколебимо уверен, что этого не могло случиться: ведь сам он своими глазами не видел тела Дмитрия. Если сын Грозного жив, то ему, Борису, придется сойти с престола, на котором, казалось, так твердо и прочно уселся он, придется проститься с властью, с которой он сжился, которую мечтал передать сыну своему, без которой ему и жизнь не в жизнь! Если и нет царевича Дмитрия в живых, а нашелся дерзкий самозванец, то и он Борису — враг очень опасный. Взволновать народ было тогда нетрудно: недовольных запрещением юрьевского выхода и кабалой у помещиков было множество; врагов у Бориса и сверху, в среде бояр, и снизу, в среде простого люда, было довольно. Молва, что Борис подсылал убийц в Углич, еще не заглохла в народе, и явись смелый и ловкий обманщик да назовись царевичем Дмитрием, будто бы счастливо ускользнувшим от рук убийц, и в народе могли подняться великие смуты. Понял Борис, что ему готовится тяжкий удар. Надо было спасаться. Но кто враг, где он и существует ли на самом деле или создан лишь враждебной молвой — ничего этого Борис не знал. Положение его было крайне затруднительно: ему надо было искать неведомого врага своего, не обнаруживая, кого именно он ищет, не показывая и виду, что он разыскивает опасного для него соперника на верховную власть, настоящего или мнимого Дмитрия-царевича. Покажи он явно, что ему страшно это имя, и враги не замедлят воспользоваться этим и создадут самозванца, если его еще нет. Надо было казаться спокойным и тайно выследить опасность. Борис знал, что вражда к нему особенно сильна в среде бояр. Над ними надо было ему усилить тайный надзор. Начались подкупы слуг и доносы…

И. Репин Портрет Федора Никитича Романова

Первым пострадал Богдан Вельский: его, как человека близкого к царевичу Дмитрию, Борис всегда опасался. При начале своего царствования он удалил этого боярина из Москвы, послал его в украинские степи строить город Царев-Борисов. Вельский, устроив крепкий город, зажил в нем на широкую ногу, на свой счет снарядил войско, жаловал и ублажал всячески ратных людей.

— Царь Борис в Москве царь, а я царь в Цареве-Борисове! — пошутил Вельский как-то не в добрый час.

Об этом донесено было Борису. Он и придрался к этому случаю, когда стали ходить слухи о спасении царевича Дмитрия. Вельского привезли в Москву. Царь предал его поруганию, велел, говорят, своему иноземцу-врачу выщипать у Вельского его густую и красивую бороду, которой тот очень гордился. Он был сослан и заключен в тюрьму. Посланы были в ссылку и некоторые друзья и сослуживцы его.

Затем пострадали бояре Романовы. Эти бояре, племянники царицы Анастасии, родичи царя Федора, и притом любимцы народа, имевшие во всяком случае более прав на престол, чем Борис, всегда казались ему очень опасными. Устранить их с пути он считал необходимым, но придраться к ним было трудно. Наконец нашелся один из холопов, готовый за деньги клеветать на своего господина, одного из Романовых — Александра Никитича. Этот холоп донес, что его господин замышляет извести царя зельем. Сделан был обыск в доме Александра Никитича, и в кладовой нашли мешок с какими-то корешками, подложенный раньше самим доносчиком. Это сочли вполне достаточной уликой для осуждения Александра Никитича и его родичей. Так рассказывает об этом деле летописец. Так ли было дело или иначе, но несомненно то, что Романовых истязали при розыске, осудили как изменников и царь приказал разослать всех братьев по разным отдаленным местам. Старшего и самого даровитого, Федора Никитича, постригли в монахи под именем Филарета и сослали в Антониев-Сийский монастырь; жену его, Ксению Ивановну, урожденную Шестову, тоже постригли под именем Марфы. Только двое из Романовых, Филарет и Иван Никитич, пережили свое несчастье; остальные же трое (Александр, Михаил и Василий) умерли от лишений и жестокости приставов, наблюдавших за узниками. Пристава эти должны были зорко следить за ними и доносить, если что узнают от них; но ничего важного для Бориса пристава дознаться не могли. О Филарете доносили только то, что он жаловался на недругов своих, бояр, погубивших его, да сокрушался по своей семье.