Читать «Стальные грозы» онлайн - страница 168

А над серой скальной громадиной мыса Хобой, прямо над каменными ликами героев, расцвел в темном небе триколор из цветных люминесцирующих дымов.

На банкете Растов ел как не в себя.

– Холодно, черт возьми, на этом вашем Байкале! И позавтракать, конечно, надо было, – приговаривал он, жадно уминая канапе с соленой рыбой, сыром и оливками, блины с икрой, куриные фрикадельки и шпажки шашлычков.

– Так сентябрь, Костя…

Рядом с ним хлебала сбитень из бокала для шампанского Нина. И она нагребла себе полную с горкой тарелку, ведь продрогла – а все потому, что предпочла теплой одежде красивую и тоже не позавтракала (собственно, Растов с Ниной не позавтракали вместе – потому что проспали).

– Ну, как вы тут, мои тусики-котусики? Ого, вижу, голодненькие? – сзади подкралась мать. На вид ей трудно было дать больше тридцати пяти, и лишь глаза, усталые и потерянные, развеивали иллюзию.

В правой руке у нее пунцовел изрядно полный бокал французского мерло. В левой – белела тарелка с несколькими шариками брюссельской капусты (диета!).

– Слушай, а где, собственно, папа? – спросил Растов, наклонившись близко-близко к уху матери.

– О, я бы тоже хотела это знать! Он еще перед началом церемонии позвонил мне, сказал, что задерживается. Дескать, у него дело государственной важности и можно начинать без него. Но к твоему награждению будет обязательно… Поэтому-то тебя и сдвигали все время, из начала в конец… Ждали, когда Саша приземлится… Хотели сделать ему приятное. Чтобы он сам твое награждение увидел… А не по визору.

– То есть ты не волнуешься? – то ли вопросительно, то ли утвердительно, он сам не мог понять, сказал Растов.

– Волнуюсь. Но не сильно… Я за эти годы видела тысячи Сашиных опозданий… Привыкла, – вздохнула мать.

– Ты у меня самая лучшая, – сказал Растов и чмокнул мать в наливную щеку молодухи. Щека пахла пудрой.

Тем временем оркестр заиграл «В парке Чаир» – шлягер, вошедший в моду накануне войны и после нее приобретший зловещую неотвязность.

Растов пригласил Нину на танец.

Когда они вернулись к своим тарелкам с недогрызенным, недожеванным, недовысосанным, оказалось, что рядом с ними обосновался капитан Бондарович.

Несмотря на праздничность момента, кухню ресторана «Бурятия» и блистательное общество, Бондарович был угрюм, как ноябрьский вечер на сельском кладбище.

Он играл желваками, глядел куда-то в стену и закуске явно предпочитал выпивку.

– Как настроение, капитан? – спросил Растов.

– Да какое у меня может быть настроение, когда мы тут с тобой бухаем, а эскадра Трифонова – по сей день неизвестно где?! Линкор «Суворов», авианосец «Рюрик», Второе гвардейское авиакрыло! Пропали! Нет их! Да плюс Глагол – по-прежнему в Х-блокаде! – выпалил Бондарович и как-то очень неряшливо высморкался в салфетку.

В разговор внезапно вмешался Комлев, который совершал обстоятельную потраву лангустинов, разложенных на красивом блюде, что стояло прямо напротив Бондаровича, и стал невольным слушателем страстной тирады капитана.

– Знаете, мой дед, простой сельский священник из Могилева, любил говорить, что степень беспокойства человека прямо пропорциональна мере его атеизма, – спокойно сказал Комлев. – Если человек думает, что все в этом мире зависит от него и Бога нет, он беспокоится очень сильно, случается даже, убивает его это беспокойство… А если человек вспоминает, что в мире существуют не только люди и чоруги, но и Бог, который плачет каждой слезой вместе с каждым страдающим человеком и обо всем скверном и опасном знает, его беспокойство всегда делается меньше…