Читать «Фельдмаршал Кутозов. Мифы и факты» онлайн - страница 107

Солдаты России сражались под Бородином не ради славы и не столько за Царя, сколько за Веру и Отечество. Именно желание защитить родную землю, Москву и всю Россию воодушевляло русских воинов, делая их непобедимыми. Один из рядовых героев 1812 г. так ответил на вопрос, почему при Бородине сражались столь храбро: «Оттого, сударь, что тогда никто не ссылался и не надеялся на других, а всякий сам себе говорил: „Хоть все беги, я буду стоять! Хоть все сдайся, я умру, а не сдамся!“ Оттого все стояли и умирали!» Оттого и являлись примеры изумляющей неустрашимости. Тарнопольский полк 27-й дивизии Д. П. Неверовского шел в контратаку на флеши колонной с музыкой и песней, «что я, — вспоминал участник многих войн Н.И. Андреев, — в первый и последний раз видел».

Кутузов, так истово радевший о духе войск, все это знал и правильно оценил. Свое донесение царю о Бородинской битве он закончил такими словами: «Французская армия под предводительством самого Наполеона <…> не превозмогла твердость духа российского солдата, жертвовавшего с бодростию жизнию за свое Отечество».

3. Фили — Москва

От Бородина Кутузов отступал к Москве, заверяя изо дня в день и своих генералов, и московского генерал-губернатора графа Ф.В. Ростопчина в том, что он даст новое сражение для «спасения Москвы». В те же дни он запрашивал ответственных за подготовку резервов князя Д.И. Лобанова-Ростовского и Н.А. Ушакова и, судя по тону запросов, надеялся получить у Москвы подкрепления. Однако они не были присланы. Вместо них Михаил Илларионович получил фельдмаршальский жезл и 100 тыс. руб. (плюс по 5 руб. на каждого «нижнего чина») за Бородинскую битву. Тем не менее, даже узнав из царского рескрипта, полученного 30 августа, что подкреплений до Москвы не будет, он продолжал уверять окружающих: под Москвой «должно быть сражение, решающее успехи кампании и участь государства».

Трудно сказать, верил ли сам Кутузов в то, что он говорил, или только поддерживал такими заверениями боевой дух армии, или же просто был в затруднении, не зная, на что решиться, и таким образом побуждая своих соратников к возражениям. По словам А.П. Ермолова, который, пожалуй, лучше, чем кто-либо, разбирался в тайниках души свежеиспеченного генерал-фельдмаршала, Кутузов «желал только показать решительное намерение защищать Москву, совершенно о том не помышляя». Когда Ермолов утром 1 сентября высказал сомнения в том, что на позиции, уже избранной под Москвой, можно удержаться, Кутузов «в присутствии окружавших его генералов» «ощупал пульс Ермолова и сказал: „Здоров ли ты?“» Когда же Барклай-де-Толли к вечеру того дня стал убеждать Кутузова в необходимости «оставить Москву», Михаил Илларионович, «внимательно выслушав, не мог скрыть восхищения своего, что не ему присвоена будет мысль об отступлении, и, желая сколько возможно отклонить от себя упреки, приказал к 8 часам вечера созвать гг. генералов на совет».