Читать «Анахрон. Книга первая» онлайн - страница 16

— А что, — рассудил он, — красивое имя. Двала. А я — Сигизмунд. — Он ударил кулаком себя в грудь. И еще: — Сигизмунд — Двала, Сигизмунд — Двала…

До девки, вроде, что-то дошло. Пробилось, видать, в ее мультипликационный мир искусственных грез.

— Сигисмундс, — повторила она. — Харья Сигисмундс… Игхайта лант'хильд йахнидвала…

— Я те дам — «харя»! — обиделся Сигизмунд.

Она скорчила умильную морду.

— Харья! — сказала убежденно. — Махта-харья!

Стало быть, «харя» на ее языке вовсе не ругательство. А вот что?

— Что же мне с тобой делать-то?

Он достал из кармана золотую лунницу и покачал над ней, держа за ремешок.

Она вся так и встрепенулась. За лунницей глазами водить стала.

— Твое? Где взяла? Подарил кто или украла?

Понимал, конечно, что девка ему не ответит. Сам для себя говорил.

Тут девка, глядя на Сигизмунда, что-то моляще вымолвила. Отдать, небось, уговаривала.

Если это и впрямь отвязная подружка кого-нибудь из бугров, то будет лучше, ежели лунница вернется к владельцу вместе с носителем. А для него, Сигизмунда, самое главное сейчас — чтобы эта идиотка не сбежала. Иначе не отбрешешься потом.

С другой стороны, если девке дурной лунницу вернуть, глядишь, и успокоится. Может, ей без лунницы ходу назад нет?

Сигизмунд молча встал и, покачивая лунницу в руке (до чего же увесистая!) пошел в прихожую. Запер все замки на входной двери, а ключи сунул в карман старой куртки, что бесполезно висела на вешалке.

Ибо решил он, Сигизмунд, по доброте да мягкости, пленницу развязать. Не фашист же он какой-нибудь. Если девкины предки красных партизан на лесопилке живьем распиливали, то это не означает, что он, Сигизмунд, должен брать с них пример. Негоже это — на беззащитной сторчавшейся дуре за грехи ее предков отыгрываться.

Опять же, от лежания в связанном виде повредить она в себе чего-нибудь может. От супруги своей Натальи, гинекологически опечаленной дамы, ведал Сигизмунд: женский организм — механизм сложный и скудному мужскому уму недоступный. Повредится эта паскуда изнутри — не расхлебаешь потом неприятностей.

И вот, глядя на себя как бы печальными глазами записного миротворца, умиляясь на собственное добросердечие, отправился Сигизмунд наркоманку от пут избавлять. Кобель к тому времени догрыз уже девкину чуню и теперь, стоя на тахте, покушался на вторую. Девка, яростно шипя, отлягивалась.

— Пшел, — сказал Сигизмунд, сгоняя кобеля.

Девка повернулась к Сигизмунду и сказала что-то. С явным презрением процедила. Себя, Двалу, помянула, голосом выделив.

Сигизмунд не обратил на это внимания. Приподнял ее и надел лунницу обратно ей на шею. Затем водрузил девкины ноги себе на колени и, согнувшись, стал распутывать бельевую веревку.

Конечно, полагалось бы ножом путы разрезать. Но во-первых, в доме не было достаточно острого ножа. А во-вторых, Сигизмунду было жаль губить веревку… Хорошая веревка, такую не вдруг купишь. Десять тысяч год назад за моток отдал — цена! Да и вообще трепетность была у Сигизмунда к веревкам — от недолгого альпинистского прошлого осталась.