Читать «Осень без любви» онлайн - страница 97
Евгений Фролович Рожков
— А в тебя-то, вспомни?.. — сказала жена. — Плечо изуродовали не на фронте.
— Ну в меня бандит пьяный стрелял, а в него классовый враг — разница…
— Никакой разницы, что тот хотел убить, что этот…
В палату вошла сестра, высокая, большеглазая, похожая на знаменитую кустодиевскую «Купчиху», пышущая здоровьем и уверенностью.
Она была в белом, основательно застиранном халате, плотно облегавшем ее в бедрах и грудях. Под ним угадывалась крепость и сила уж перезревающего тела тридцатипятилетней холостой женщины. Медсестра держала руки в карманах, как обычно их держат врачи во время обходов, смотрела она прямо, надменно, и по этому взгляду можно было определить, что человек она прямолинейный и несколько грубоватый.
— Вы готовы? — спросила сестра, больше обращаясь к жене Осокина, чем к нему.
— Вертолет? — засуетилась та.
— Минут через десять нужно выезжать. Поедем пораньше, чтобы не спешить. Я буду вас сопровождать. Меня зовут Белой.
— А отчество как? — спросил Осокин.
— Отчество у меня нескладное.
— Какое все-таки, если не секрет?
— Серафимовна, деревенское, отец удружил.
— Хорошее отчество, мне нравится. А тебе, Кира? — обратился Осокин к жене.
— Мне тоже нравится.
— Да что вы! — отмахнулась медсестра и почему-то покраснела. — Бела Серафимовна — это не фонтан…
Кира Анатольевна достала из шкафа верхнюю одежду: костюм, свитер, пальто — и стала одевать Осокина. Бела охотно взялась помогать. Она приподняла Осокина сзади. Головой он упирался в упругую грудь медсестры, чувствуя, как глубоко и спокойно она дышит.
— Погода стоит очень хорошая, — не унимаясь говорила Бела, и Осокин чувствовал, как каждое слово, колыша ее грудь, вылетает наружу. — Самолет еще не пришел. Мы переберемся через лиман пораньше и там лучше подождем.
Наконец Осокина одели. Бела сходила за санитаром.
Больного осторожно положили на носилки и понесли по длинному коридору к машине. За минуту, в течение которой его несли по улице от дверей больницы к «скорой помощи», он успел несколько раз вдохнуть холодный, казавшийся сладковатым от влажности воздух, глаза ослепило яркостью солнечного дня, и Осокин с неизъяснимой силой, до кружения в голове, почувствовал весну.
«Последняя весна! Последняя весна!» — застучали, забились пойманной, погибающей птицей слова в душе. Сухое отчаяние подкатило к горлу, ударило в голову, прошило ее подобно смертоносной пуле и унесло навсегда веру в выздоровление.
И с того момента Осокина не покидало чувство, что жить ему осталось очень и очень мало. Ему даже казалось, что стоит только оторваться самолету от земли, как он сразу же умрет. Верилось, что земля, на которой он долго жил, которую сильно, искренне любит, как любят матерей, — только эта суровая земля, ставшая второй его родиной, помогала бороться с недугом.