Читать «Осень без любви» онлайн - страница 28

Картошку, бывало, в мокрой осенней земле копаю, руки от холода пухнут, а все работаю, думаю, сыночки-то мои ждут не дождутся этой картошки, а я тут прохлаждаться буду, да на всякую чепуху внимание обращать. И все так работали, не одна я.

Если так, по-настоящему разобраться, то картошка в войну всем для нас была: и хлебом, и мясом. Ее одну только и ели. Можно сказать, картошка-то нас и спасла, что мы с голоду не померли. Бывало, наварю ее полный чугун, сядем за стол, чистим горячую, обжигаем пальцы, да едим, в соль окунаем. Когда молока у соседки прикупишь — в войну мы коровы не держали: не справлялись без отца — так и вовсе праздник был. Я и теперь люблю картошку с молоком. День-другой ее не поешь и уж вроде скучать по ней начинаешь. А картошка с подсолнечным маслом или салом, так и не наешься в охотку.

Картошка у нас хорошо родит. Земля песчаная, а она это любит. Только поля унавоживать как следует надо. Нам на семью восемь соток огорода давали. Насадим картошки, глядишь, осенью мешков сорок нароем. До весны с картошкой-то горя не знаем, а потом голодно бывало.

В совхозе нашем одну картошку-то и сеяли. Рядом спиртовой завод был, так для него и сеяли. Поля большие были, с одного края станешь, так другого и не увидишь.

Картошка тоже работы много на себя требует. Ее и посадить, и прополоть, и окучить, и выкопать нужно. С раннего утра и до позднего вечера не разгибались над бороздой. Это теперь комбайнов всяких понаделали, и они за людей работают. А раньше!.. В совхозе людей мало было, да все бабы: на полях — они, на ферме — они, лес рубили — они, у нас даже бабы в кузнице работали. На бабьих плечах спокон веков весь труд в России держится. Мужики, они что, то воюют, то пьянствуют, а бабы знай работают.

Как ни тяжело было, а все-таки выдюжили.

Когда я похоронку на сыновей получила, так думала, что помру с горя. По привычке работала и работала, а потом думаю, у других матерей сыновья все воюют и им-то труд мой нужен. Так вот и пересилила свое горе.

Растишь, растишь детей, а потом, бывает, их всю жизнь оплакиваешь. Как со старшим Колькой-то я мучилась. Муж весной и летом в разъездах был, а я с четырьмя ребятишками управлялась. Бывало, приду с работы, а в доме настоящий содом: дерутся, балуются — пыль коромыслом стоит. Ольга постарше была, так она помогала, а то хоть криком кричи от этих ребят. Может, оттого она здоровьем была слаба, что с раннего детства на ней все хозяйство лежало. Она и за коровой следила, за поросятами и за ребятишками.

Когда Колька подрос, то спутался с хулиганистым парнем, которого Бердяном все звали. Тот на станции, по ночам, у пассажиров вещи крал. Ловили его, били до полусмерти, а он своей затеи не бросал. Потом драки у нас в деревне все время устраивал. Мне когда ребята сказали, что Колька с Бердяном якшается, так сердце оборвалось, думаю, не доведет до добра эта дружба, загибнет мой парень.