Читать «Осень без любви» онлайн - страница 100

Говоря о людях, отец наливался кровью, большой высокий лоб его покрывался пятнами, глаза горели, и жидкая бороденка хищно топорщилась.

Илья первым ушел от отца, хотя в семье был самым младшим. Ему было восемнадцать, он вступил в комсомол и влюбился в Киру.

Отец не хотел брать Киру в дом.

— Бедная и красивая, как барыня, — говорил он. — Хлеб будет есть задарма, а работы от нее не жди.

Отец погиб в первые дни войны, и Осокин так и не помирился с ним.

На стройке Днепрогэса, куда Илья уехал с Кирой, суждено ему было из крестьянина переродиться в передового рабочего, пролетария. Здесь он избавился от крестьянского скупердяйства и мелкособственнических интересов, которые прощались его классу не только литературой, но и всем народом.

Виной всему был тот невидимый дух коллективизма и патриотизма, что царил не только на стройке, но и во всей стране. Стройка научила его видеть дальше собственного кармана и желудка.

На фронт Осокин ушел человеком с твердо сложившимися взглядами на жизнь — взглядами марксиста.

Война убедила его в силе коммунистического духа, в силе людей, несущих этот дух. Война заставила шире и глубже взглянуть на жизнь, на ее смысл и цель. С войны он вернулся яростным бойцом-строителем нового, передового общества. Некоторых война отучила от труда, Осокина же, с его крестьянско-пролетарской закваской, она, наоборот, приучила больше уважать и ценить мирный труд.

Жизнь на Крайнем Севере, жизнь в суровых климатических условиях позволила, как ему самому казалось, наиболее полно проявить то, что было приобретено в былые годы.

Он работал, строил, преображая землю, учил других и учился сам.

Север помог избежать многого и прежде всего чванливого отношения к людям и подчиненным, чего не могли избежать некоторые его сверстники, работавшие на высоких постах на материке. Суровость Севера обнажала человека. Ценились здесь только высокие нравственные устои.

О нем говорили, что он идеал. Может быть, но сам Осокин видел в себе прорву недостатков.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила жена, обеспокоенная долгим молчанием мужа.

— Во рту что-то пересохло, дай водички.

Кира Анатольевна порылась в сумке, достала бутылку с компотом и подала Осокину. Бутылка была тяжелой и холодной. Он сделал несколько глотков, почувствовав, как покатилась внутрь прохлада; пролил немного, и компот розовой струйкой пополз по углам губ на грудь. Жена стала вытирать мягкой байковой тряпочкой.

«Я теперь беспомощный, будто ребенок», — горестно подумал больной.

— Тебе больше ничего не нужно? — опять спросила жена и покраснела.

— Я не хочу…

— Боль сильная?..

— Нет…

— Ты никогда мне ни на что не жалуешься, а я все, все вижу.

— Говорят, больные любят, когда их жалеют, только это мужчин не касается, — спокойно сказал Осокин.

— Я же вижу, вижу, как ты страдаешь, как тебе больно!

— Что моя боль?.. — Осокин как-то странно дернулся и нахмурился, четырехкрылая птица из морщин опять приготовилась к броску.

Он давно не ощущал боли, просто был наполнен чем-то холодным и тяжелым, и от этого во всем теле чувствовалась неимоверная слабость. Как ни странно, но порой эта слабость была приятна.