Читать «Шхина: женский элемент в Божественности» онлайн - страница 8

Ещё более определённая персонификация имеется в другом пассаже, – он нередко приводится в поздней еврейской литературе, – но мы не уверены в правильности этого текста (это является весьма спорным). Этот мишнаитский отрывок касается тех, кто приговорён к наказанию, и сострадания Бога к мучениям преступника, который должен быть повешен: «Когда человек терпит мучения, что говорит Шхина? «Моя голова тяжела, моя рука тяжела». К несчастью для этой теории, в нескольких важных ранних рукописях и ряде цитат отсутствует решающее слово Шхина, поэтому то, что, в конечном итоге, становится широко известной эпиграммой как изречении Шхины, возможно, изначально было просто общеизвестным выражением человеческого чувства страдания, которое Бог делает своим собственным.

Но уже в талмудический период еврейское словоупотребление относительно Шхины освободило место для перехода к гностической ипостаси – что никогда не было зафиксировано ни в каком еврейском источнике того периода. В этом гностическом употреблении Шхина появляется как отдельная ипостась, хотя и бесплотная, что тает в неопределённости. Это имеет место более явно в мандейской литературе, в которой Шхина упоминается во множественном числе. Только однажды Талмуд говорит о множественности Шхин, и то в ироническом смысле и полемическом контексте: «Еретик [император?] спросил Раббана Гамлиэля: «[Вы евреи заявляете, что] Шхина присутствует в каждом собрании из десяти. Сколько Шхин [арам., шехината] присутствует? Сколько Шхин существует?» Мандеи, однако, без колебаний приняли это плюральное выражение Шхины, которое неизбежно отличает её от верховного Бога, так же, как ими были использованы многие другие термины из религиозного языка. Их литература неоднократно говорит о мириадах над мириадами миров, сокровищницах с богатствами (Утры, примерный эквивалент thesauroi) и Шхинах, без точного определения значения этого последнего концепта. Эти Шхины, очевидно, являются дворцами или жилищами света, сами по себе сверкающими, но без какой-либо ясной функции в мандейском пантеоне. С другой стороны, в писаниях тех гностиков и мистиков, которые остались в рамках раввинистического иудаизма, и в литературе Хехалот и школе Меркавы термин Шхина применяется без каких-либо отличий от современной им аггады.

Эти эзотерики, прямые наследники древней апокалиптической литературы, аналогично приняли своё общее словоупотребление, в котором Шхина в значительной степени отождествлялась со славой Бога. Мир Меркавы – это место «Его Шхины, которая скрыта от человеческих существ в небесных высотах». Вместо стандартного талмудического термина «престол славы», эти авторы говорят о «престоле Шхины», – т.е. сокрытая Шхина здесь открывается посвящённому Меркавы на вершине его видения. От этой Шхины, сидящей на престоле, исходит голос, который говорит с низшими существами. Всё это кажется мне понятным в контексте вышеупомянутой концепции, которая отождествляет Шхину с Самим Богом, так что нет никакой надобности предпринимать здесь какие-либо дальнейшие разработки.