Читать «Возвращение: Стихотворения» онлайн - страница 5

Своеобразной кульминацией в «Женщине» становятся стихи о «русской азиатке», настежь распахнувшей душу простору стихий.

Я с чертом торгуюсь упорно: Я душу ему продаю. Да ну, раскошеливайсь, черный! Смеюсь, дразню и пою. От желтой страсти пьяной Не двинуться, словно в цепях. Возьму хоть раз и кану В монгольских глубоких степях. Еще мне заплатишь… Да знаешь Об этой уплате ты сам. Эй, черт! Не скупись, заскучаешь По красным моим волосам. Эх, желтая страсть иссушила! Ну, дьявол, купи, не скупись! Посею последнюю силу В сожженной монгольской степи.

Что стоит за этими торгами с дьяволом? Сатанинская гордость? Бесовское глумление над прошлым? Я думаю, главное не в этом. Оборотной стороной дьявольского начала в «Женщине» становится отчаянное признание невозможности жить без всего того, что так яростно отрицала лирическая героиня Барковой. И, может быть, такое признание было самой большой победой молодой поэтессы. Трагической победой. Минута всепоглощающей страсти обернулась для лирической героини «Женщины» скорбным сознанием «прокаженности». Её ждет казнь за то, что «ложно предтечей себя назвала», что она «должна песнопения страстные песнопеньями вечно сменять». Последнее стихотворение сборника, так и названное — «Прокаженная», кончается словами:

Это тело проказа источит, Растерзают сердце ножи: Не смотрите в кровавые очи Я вам издали буду служить. Моя песнь все страстней и печальней Провожает последний закат. И приветствует кто-то дальний Мой торжественно-грустный взгляд.

Поэтессой был выбран путь предельного самовыражения. И все это отзывается в самой словесной эстетике поэтического сборника «Женщина». В предисловии к нему А. В. Луначарский особо подчеркивал: «…А. А. Баркова уже выработала свою своеобразную форму, — она почти никогда не прибегает к метру, она любит ассонансы вместо рифм, у нее совсем личная музыка в стихах — терпкая, сознательно грубоватая, непосредственная до впечатления стихийности». Напомнить эти слова Луначарского совершенно необходимо потому, что до сих пор бытует мнение: поэзия Барковой — в плане стилистическом — материя весьма несовершенная. «Какое потрясающее косноязычие!» — услышал я от одного литературоведа, прочитавшего «Женщину». Сказано это было с интонацией осудительной. Да, да — именно косноязычие. Но все дело в том, что стоит за ним. У Барковой в лучших её «косноязычных» стихах мы имеем дело не с поэтической неумелостью, а с сознательным поиском, с желанием выразить новое содержание, новое сложное сознание эпохи. Впрочем, сама автор «Женщины» сказала об этом очень хорошо: