Читать «Одиночество волка» онлайн - страница 40
Владимиp Югов
Валька-молочница превратила все в шутку:
— Такого-то иначе, как захватишь?
И забегала вокруг:
— Да что тут обижаться-то? Вон, гляди, и мальчишка прикипел! И девки смирнее стали! И вон Таня даже всем рассказывает, как ты с мальчонкой-то… И по физкультуре, и уроки стал готовить лучше, и меньше хулиганит…
Маша-хозяйка потупилась, перебивая Вальку-молочницу:
— Братишку, скажем, твоего, Алексан Тимофеич… Мы ему подмогу устроить завсегда можем… Я что говорю? — Она оглянулась, как бы ища поддержки. — С деньгами!.. Хи, ты милая моя! С деньгами-то и теперь мы всех плясать перед собой заставим… Нам не надо, чтобы из последних сил вырабатывался!
Вышел из-за стола, и Маша-хозяйка приумолкла на полуслове:
— Не обижаюсь я на вас, Мария Афанасьевна, — сказал. — Может, и в самом деле жизнь ваша так сложилась, что теперь вам надо мужика покупать за большие свои деньги…
— Уж что большие, то большие, — не поняла Валька-молочница. — И вам, и детям хватит…
Осуждающе остановил:
— А тебя я тоже не понимаю! Думал, когда кричала на могильников, сердце у тебя! А ты — такое же тоже! Да ежели, что бы у меня в душе было бы, ничто не остановило бы! Отчим у нас… тоже поднимал… Мать на десять лет его старше!
И хлопнул дверью. На дворе пуржит. Метет белая поземка. Бело-бело в черном дне. Куда идти? Пошел куда-то.
Навстречу человек.
— Здравствуй! — говорит Волову.
— Ты кто? — спрашивает Волов.
— А я рядом живу с Хатанзеевым, — говорит человек. — Ты не уехал на Большую землю? Хорошо!
— Довези до Хатанзеева.
— А давай хушь тебя и в Салехард. Давай, хушь на Луну!
Прикатили. Старуха шепчет: «В армии был Васька — нишего не учился! Невестка прямо глаза пялит. Тюлень сын! Русский одной рукой хорей поднимает, через пять нарт прыгает»…
Старик вымолвил:
— Не зуди, старуха! И так тошно без тебя!
Догадался бы, шепчет старуха, не приехал бы! В доме не тесно, в чуме не тесно: стыдно — наша невестка за мужиком сама побежит…
Ой, бида, бида! Ой, бида!
Был Сашка — бида. Уехал — бида. Приехал — бида!
Так шепчет старуха.
19
Пили они уже мирно. Даже два раза обнялись. Большерукий, которому Леха врезал тогда в лобешник, оказалось, жив, здоров. Он пах одеколоном не то «Красная Москва», не то «Шипр». А справа примостился парень с жидковатой бородкой, худой и похож на монаха из какого-то кино — Леха, убей, вспомнить не мог. И во сне, поди, держит в руке портфель типа брезентовых мешков инкассаторов. Чуть поодаль, в сторонке, приглядываясь к ним, старик с усиками. Глаза — точно сверлят. Должен быть еще кто-то, но не пришел — наверное, забурился.
Лобастик сказал «Монаху»:
— Оставьте нас вдвоем.
И когда «Монах» вышел, долго глядел на Леху.
— Ну, видишь, как все вышло. Ты к своему Козлу, а дверца — хлоп, и наш ты снова.
Вышло, действительно, глупо. Уже в руках был Козел, душа из него вон. И тут — бац, попался!
— Считай, я тебя простил. Впредь дурить будешь… Ты знаешь — за тобой уже убийство. За это время вертолетчик погиб. Вышка, брат, хуже, чем выполнить нашу просьбу.
— Откуда ты узнал, что сюда приду?
— А меньше рассказывай. Ты говорил в тюрьме Сватову, к примеру, что на ком-то должок висит? Говорил. Да, впрочем, об этом и другие знают.