Читать «Одиночество волка» онлайн - страница 30

Владимиp Югов

Кубанцев как раз и шел от Витьки. Увидев Волова, сказал:

— Не такой снился, Сашок, рубль, когда мы сюда нанимались по договору. Обманул директор.

— Почему не приступаете к работе?

Засмеялся Кубанцев:

— С нас всегда, выходит, спрос. А ведь такая печальная действительность. Тушенка на первое, тушенка на второе и тушенка на третье. Об этом правильно указано в статейке товарища Квасникова. Думаешь, решен окончательно вопрос? Нет, Сашок. Не решен. Кусев какой был, такой и остался, со своим снабжением не справляется. А погода какая была, такая и осталась, — Кубанцев при этом нагло улыбался. — Климат обещали ученые изменить, а ехать сюда не хочут! Подумай, как ты издали его изменишь? И вообще… Хоронить сегодня пойдем! Какая работа?

Валеев, рабочий из бригады Кубанцева, очумело выскочил из балка поглядеть. Валька-молочница поставила ведро: она несет молоко в детсад, надо достойно проводить покойника. Валеев поскользнулся и бах по ведру. Молока как не бывало. Белой рекой полилось.

— Ах ты, вражина ты зачуханая! — Погналась за ним уже с пустым ведром. Резвая! Догнала — хряп по спине, хряп по башке непутевой. — Ах ты, недоделанный шабашник! Плати за молоко!

Валеев чухает свой горб, башку трет, бежит пуще молча, посапывая от натуги: поглядеть, как хоронят человека.

Несут гроб Ерофеича. Видишь, живут, умирают. Новый прораб Волов снимает шапку. Всю неделю — работы никакой. То именины. То снег пошел, то пасмурно, а то вот — похороны.

Витька худой, кадыкастый — идет за гробом первым. Чуть в сторонке Валерка Мехов. Далее идут дядя Коля, потом кузнец Вакула. Если бы украинское небо светило теперь над ним в это время года и в это время дня, можно было бы рассмотреть, как больны и Вакула, и дядя Коля. Иссохли старческие тела под вечными ветрами и снегопадами. Подходит их конец. Они были с покойником не дружны — по-разному жили на этой земле. И почему Квасников их уравнивал в своей статейке? Они — настоящие ветераны. А он, Сурок? Какой он ветеран?

Вася-разведчик растягивает меха баяна. Дрынь-дрынь-ды-дынь!

Руки у Васи мерзнут.

— Помирать, так с музыкой! — договорился вчера с ним Витька за червонец. — Ты, главное, пиликай!

— Дрынь-дрынь-ды-дынь!

— Играет-то как задушевно, — шепчет рядом с Воловым Маша-хозяйка. И гордо уже несет в пространство свой фундамент. Имеет, говорят, повод завлечь квартиранта этим. Толкует она про жизнь Сурка, раскрывает суть вещей кратко, но копает глубоко. Кулак, во-первых, а стукач, во-вторых. В щелку так и норовил заглянуть: какой там, у людей, метод лечения? Кто сменял шкурки за водку и спирт у ненцев, кто ловко сбыл на сторону? Хотя сам… Сам-то чё творил! И чего вот? Умер. Настрелялся, в сына палил. Теперь лежит и ни гу-гу! Какой это дурак об нем написал, что он тоже ветеран!

Кто теперь помнит, как приехал сюда Сурок? Пожалуй, лишь дядя Коля. И в страшном сне не снилось его отцу, который привез сюда Коленьку, что тут потом будет. В начале века Коленькин папочка приехал из Москвы как член комиссии — организовывать в Сибири маслобойные артели. Он был другом председателя этой комиссии Балашкина, и работал на Россию, не жалея ни пота, ни знаний. Дело спорилось. За пять лет создали они в Сибири почти триста маслоделательных артелей. По своим размерам, мощи и успехам Союз маслодеятелей вскоре занял одно из первых мест в кооперативном, как говорят, движении всего мира. Масло сибирских кооператоров завоевало лондонский рынок, рядом с прославленным датским и новозеландским маслом. Вскоре сибирское кооперативное масло стало отправляться и в Соединенные Штаты.