Читать «Казанова Великолепный» онлайн - страница 62

Филипп Соллерс

Что ж, может, в другой раз… Немножко лицемерия походя: «Как ни комично было совокупление этих девиц, оно изрядно разожгло в нас вожделение». Почему «комично»? Какому читателю угождает здесь Каза?

Но Швейцария — это перво-наперво Женева — храм Реформации и Разума. Там протестантские пасторы, которых Каза вводит в краску упреками в том, что они, вслед за Кальвином, считают Папу Антихристом. Тут ученый Галлер и конечно же Вольтер.

Богословам в лице гениальной юной Гедвиги Каза дает урок прикладной метафизики. Вольтера же потчует поэзией. Все это происходит на фоне бесконечной оргии. Всю главу можно бы назвать «Венеция трудами одного-единственного человека берет верх над Женевой». Или так: «Рим под парусом вольнодумства торжествует над протестантизмом». Или же: «Тайны Контрреформации». Игра не устарела — в наши дни она актуальнее, чем кажется.

В Лозанне Каза вдруг предается рассуждениям о красоте и форме (опираясь на «Пир» Платона).

«Ничто из сущего никогда не имело надо мной такой власти, как прекрасное женское или девичье лицо»*.

Он думает о Рафаэле, о портретах Натье. Что же такое красота? «Мы ничего о ней не знаем и знаем все отлично». «Художник, в коем нет искры Божьей, добивается этого звания силой»*.

Секс подобен живописи: все, что берешь силой, фальшиво, а наспех и вовсе ничего не получится.

Итак, Каза прибывает в Женеву и останавливается в трактире «Весы». Сердце его учащенно бьется, ведь именно в этой комнате он провел когда-то свою последнюю ночь с Генриеттой. Он подходит к окну и видит надпись, прочерченную бриллиантом по стеклу: «Ты забудешь и Генриетту». Каза комментирует просто: «Волосы зашевелились у меня на голове». У него они шевелятся редко. Но долой суеверия, нанесем визит Вольтеру.

В Женеве у господина де Вольтера дурная репутация. Его едкий юмор раздражает швейцарцев. Актеры, играющие в его пьесах, им недовольны: Вольтер упрекает их в том, что у них скверное произношение, и смеются они не так, как надо, и плачут лишь для вида. Словом, он «дерзок, груб, невыносим». Мудрый Галлер говорит Казанове, что издали Вольтер величественней, чем вблизи, и, когда Вольтер расхваливает Галлера Казанове, Джакомо замечает, что великий ученый не столь снисходителен к Вольтеру. «Что ж, — пожимает плечами Вольтер, — возможно, мы оба с ним заблуждаемся».

У себя дома Вольтер всегда попадает в точку, все смеются в ответ на его шутки, в его распоряжении целый двор почитателей. Где он только не побывал, ему шлют письма со всех концов Европы. Представляясь Вольтеру, когда тот выходит из-за стола, Каза говорит, что числит себя «его учеником вот уже двадцать лет». Прекрасно, отвечает Вольтер, продолжайте им оставаться еще двадцать лет и не забудьте прислать мне жалованье.