Читать «Казанова Великолепный» онлайн - страница 100

Мариучче, которая показала ему это зрелище, «недостало ума, чтобы постичь значительность сего мгновения». «Девочки могли бы умереть от стыда, проснись они в тот миг, когда я любовался их прелестным положением. От такой смерти спасло бы их лишь полнейшее неведение, какового я не мог в них предполагать».

Никакого коварства. Никакого посягательства на целомудрие, на «безмятежность» сна и эротических упражнений ближнего. Но в постели не всегда спят, и игры быстро доходят до «поцелуев без счета». Каза сходится с Гильельминой на глазах у Джакомины, а та просит, чтобы он и с ней проделал то же самое (что было бы не слишком благоразумно, если учесть ее возраст). Что же до старшей, то Каза в восторге: «Мне хотелось поблагодарить брата за то, что он произвел на свет такой перл для утешения моей души».

Финал сюрреалистический: все решают сыграть в лотерею. Маленькая Джакомина наугад произносит: «двадцать семь». Каза разыгрывает все комбинации с числом 27, выигрывает и, как обещал, везет Мариуччу, Гильельмину и Джакомину на Страстную неделю в Рим (они отправляются туда из Фраскати).

Дальше — больше. Каза давно собирался сочинить оду о Божественном искуплении, но все не было вдохновения. И вдруг оно нахлынуло. В Великий четверг он декламирует свою оду. Рыдает сам и вызывает слезы у всех академиков. «Горазды вы ломать комедию!» — шепчет ему на ухо Бернис. Он же, удивленный, возражает: все было «по правде». Кардинал озадаченно глядит на него.

Чем плохо вот такое умозаключение: «Порок и преступление — не одно и то же, ибо, будучи порочным, можно не быть преступным. Таким и был я в течение всей своей жизни; осмелюсь даже сказать, что нередко, предаваясь пороку, я бывал добродетельным».

Иначе говоря (мысль возмутительная!), примесь добродетели делает порок еще слаще.

* * *

«Если бы в 1783 году, когда я покидал Венецию, Господь направил меня в Рим, Неаполь, на Сицилию или в Парму, то старость моя, вероятнее всего, была бы отрадной… Ныне же, на семьдесят третьем году жизни, мне надобно лишь одно: спокойное житье вдали от всех, кто мог бы вообразить, будто имеет власть над моею нравственной свободой, ибо подобная иллюзия непременно повлекла бы за собою своего рода тиранию».

Бог Казы — цыган. Он знает, что делает, когда запирает этого искателя приключений в библиотеке замка близ Праги. Надо заставить непоседу писать мемуары. Бог — это Время. Предугадать, что оно готовит, невозможно.

В сорок шесть лет Джакомо ощущает себя развалиной. И находит нужным позаботиться о «достойном занятии в старости». По его словам, он «целиком отдается научным трудам». Во Флоренции перевод «Илиады» отнимает у него от часа до двух часов в день. Он читает, пишет. Но его преследует дурная репутация, и вот он изгнан из Флоренции.