Читать «Шукшин» онлайн - страница 5

Полностью отрицать эту версию невозможно, однако еще в 1990-е годы замечательный алтайский писатель-краевед Владимир Федорович Гришаев опубликовал статью «Сростинское дело», посвященную тому, что случилось в Сростках теперь уже свыше восьмидесяти лет назад, и никаких фактов злой ревности в этих документах нет, но есть другие факты, не менее горькие.

В феврале-марте 1933 года в Сростки была направлена опергруппа ОГПУ, которая арестовала главного агронома — двадцатитрехлетнего комсомольца Евгения Денисовича Малявского и объявила его главой крупного антисоветского заговора. Малявский во время следствия назвал имена заговорщиков. Среди них были Макар и его родня: отец (которого спасло от расправы то, что он был в тот момент тяжело болен), братья отца. На первом допросе, еще до ареста, Макар Леонтьевич Шукшин, 1912 года рождения, малограмотный, беспартийный, машинист на молотяге, заявил: «…Я состою в колхозе “Пламя коммунизма” с 1929 года. Из колхоза не выходил. Работал, что заставят. 13 февраля 1933 года был поставлен на молотилку машинистом. Во время моей работы имело место, колос шел в солому. Я остановил машину, запретил пускать барабан для молотьбы. В мякину зерно я не гнал. Возможно, в отсутствие меня кто-нибудь и турнул зерно в мякину, за всех ручаться не могу. Барабан в машине я не ломал…»

Но ему не поверили. Свидетельствовал против Макара Леонтьевича председатель сельсовета Баранов, много лет спустя в своих показаниях раскаявшийся, но тогда показавший: «…За время пребывания в колхозе относился вредительски к колхозному имуществу, злоумышленно загребал хлеб в солому и мякину, портил машины и совершал ряд других вредительских действий, направленных на срыв колхозного хозяйства…»

Родная сестра Макара Анна Леонтьевна вспоминала, как после допроса брат пришел к ним, заплакал и сказал: «Всё, сестричка, заарестуют меня…»

В ночь на 25 марта ОГПУ провело в Сростках спецоперацию, было арестовано несколько десятков человек. Пришли и за Макаром Шукшиным.

«Забрали мужа. Выдумали глупость какую-то. Ночью зашли, он выскочил в сенцы, ну а в сенцах на него трое и навалились. Ребята перепугались. Наталья дрожит вся, а Василий губу прикусил аж до крови: мама, куда это батю? А самого как лихоманка бьет…» — вспоминала Мария Сергеевна.

Шукшин записывал, очевидно с ее же слов, эту историю так:

«А когда взяли отца, она сама же плакала. Всё ждала: отпустят. Не отпустили. Перегнали в Барнаул. Тогда мать и еще одна молодая баба поехали в Барнаул. Ехали в каких-то товарных вагонах, двое суток ехали. (Сейчас за шесть часов доезжают.) Доехали. Пошли в тюрьму. Передачу приняли.

— Мне ее надо было сразу уж всю отдать, а я на два раза разделила, думаю: пусть знает, что я еще здесь, все, может, легче будет, — рассказывает мать. — А пришла на другой день — не берут. Нет, говорят, такого.