Читать «Карниз» онлайн - страница 96
Мария Борисовна Ануфриева
Ее вели по коридору, а ей все хотелось присесть и отдышаться, потому что штопор, начинающий закручиваться в плоть где-то в пояснице, через пару секунд выкручивал все тело.
На ноги ей надели белые мешки и все время кричали про давление. В дверях замелькало лицо Иннокентия, Ия принялась махать ему руками, как утопающий, и, когда он очутился у кровати за ее спиной, попросила то, что зарекаются просить все женщины до родов и обязательно просят, рожая:
– Эпидуралка!
Но делать спинной наркоз было поздно, ребенок вот-вот должен был родиться, она впивалась ногтями в запястья Иннокентия и в минуты передышки, которых совсем уже не оставалось, думала, зачем она вообще все это затеяла, ведь жила же спокойно.
Потом время перестало существовать, и остались только штопор и передышка, штопор и передышка. Она пыталась представить себе хорошенького ребеночка, который прорывается наружу, и ему нужно помочь, но вместо ребеночка из нее выкатывалась огромная бездушная дыня, шершавая и продолговатая настолько, что никак ей было не вылезти.
Оставаться внутри дыня не желала и безжалостно проталкивалась вперед, не считаясь с телом, которое много месяцев вскармливало ее. Лица и звуки слились в круговерть и затягивали Ию, словно в воронку, ножка которой по-прежнему вырастала из нее самой, из спины, из поясницы. Она сама превращалась в эту воронку, и не оторваться от земли и не улететь ей помогали только руки Иннокентия, на которых она, как ей казалось, висела, будто на ветвях дерева.
Потом она стала животным, которое в момент рождения детеныша спасает себя, и из последних сил вытолкнула инородное тело наружу.
Время вернулось, встали на места лица врачей и звуки, налились багровым цветом глубокие лунки на руках Иннокентия, который все не отпускал ее, и теперь уже было не понятно, кто за кого цепляется.
Дыня тут же забылась. На ее животе лежал мокрый, странно пахнущий инопланетянин. У него были черные кудри Иннокентия и набухшие, как у старичка, веки. Он почмокал губами, поводил по потолку бессмысленным взглядом, закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Время-то запишите! – крикнул кто-то, и Ия мысленно отняла от выкрикнутого в ответ времени десять минут, прошедшие в суматохе.
– Богатырь! – сказал другой голос. – Пятьдесят пять сантиметров, четыре двести восемьдесят. Ого-го!
– Не зря так много ела, – пробурчала санитарка, пронесшая к выходу таз с красными ошметками.
Ия попыталась высвободить руки, за которые все еще цеплялся Иннокентий, и подняла голову. Он часто моргал, пытаясь вернуть врачебное самообладание в привычных белых стенах, и растерянно улыбался.
Она попросила телефон и позвонила Папочке.
– Арсением назовите! – радостно закричала в трубку та. – Хорошее имя! Точно говорю, я давно его придумала, но сказать тебе боялась.
– Ага, чтобы его всю жизнь Сеней звали. Никогда! Ладно, я перезвоню, – сказала Ия, прерывая ответные возгласы.
– Мы заберем его у вас на одну ночь, а потом отдадим на всю жизнь, – сообщили врачи, но в тот же вечер она встала с кровати, доковыляла до закрытой двери детского отделения и нажала на кнопку звонка.