Читать «Я люблю тебя, небо» онлайн - страница 7

Владимир Давыдович Мартемьянов

— Дядя Володя, ну что же вы?

— Хватит, Дима. Уже поздно. Пора идти в лагерь.

Димка обиженно засопел носом.

— Ничего не поздно. Что я, маленький, что ли?

— Ну вот! Уже рассердился. О чем же тебе еще рассказать?

— Расскажите мне о таком... о взволнованном случае, ну... когда было опасно...

— Ты хотел сказать — о волнующем эпизоде в моей летной практике?

— Угу.

— За полтора десятка лет работы таких случаев было немало. Об одних вспоминаешь с юмором, о других — с грустью и болью. Расскажу о самом первом. Связан он с фигурой высшего пилотажа — «штопором»: снижением самолета по крутой винтовой траектории. По наклону продольной оси самолета к линии горизонта он подразделяется на крутой и плоский, как в прямом полете, так и в перевернутом, когда летчик висит в кабине на ремнях вниз головой. В свое время «штопор» был очень опасной фигурой и не раз приводил к печальным последствиям. Особенно плоский, так как самолет при этом попадал в неустойчивое положение и плохо слушался рулей, не выходя из вращения.

В 1954 году, летом, я заканчивал курс обучения в Кемеровском аэроклубе на старом, образца 1937 года, самолете УТ-2. Это была очень строгая машина, она легко входила в плоский «штопор» и поэтому требовала к себе отношения на «Вы». Однажды я полетел в качестве пассажира-наблюдателя в пилотажную зону. Самолетом управлял мой товарищ Борис Желонкин, наблюдателю же вмешиваться в управление категорически запрещалось. Борис набрал полторы тысячи метров и начал отрабатывать штопорные перевороты, однако с выводом у него ничего не получалось и мы раз за разом делали «бочку». Борис разозлился, и ему казалось, что я — причина всех неудач. УТ-2 не был радиофицирован и, чтобы объясниться, приходилось убирать газ и кричать, пересиливая свист воздуха и шум мотора. Слышу, Борис кричит мне из задней кабины:

— Какого черта вмешиваешься в управление!?

Зря, конечно, кричит — я и не думал вмешиваться и, чтобы показать, что я ему не мешаю, задрал ноги на приборную доску, а руки поднял вверх:

— На, смотри, как я тебе в таком положении буду мешать?

Борис в сердцах так резко дал рули на вывод, что самолет сделал сразу две «бочки» подряд и, бешено раскрутившись, вошел в плоский штопор. Мы быстро теряли высоту. Завертелась земля, катастрофически быстро падала высота. Перегрузка прижимала меня к сидению, мешая поставить ноги на педали. Я вдруг представил себе, во что мы превратимся через несколько секунд, и настроение мое упало ниже нуля.

Мой коллега бросил управление и занялся арифметикой, отсчитывая витки штопора: «7-8-9-10!». Видимо, вспомнил, что счет успокаивает. О том, что можно воспользоваться парашютами, мы с ним вообще как-то забыли. Наконец, поймав кое-как ногами педали, я дал рули на вывод, но... самолет продолжал штопорить. В чем же дело?! Лихорадочно вспоминаю наставления нашего инструктора Михаила Ивановича Яковлева, ругаю себя последними словами за то, что был невнимателен на занятиях, когда инструктор рассказывал нам о штопоре, — тогда я, помню, смотрел вверх и решал «научную» проблему, как садится муха на потолок — с «полубочки» или с «полупетли».