Читать «Рекламная любовь» онлайн - страница 144
Фридрих Евсеевич Незнанский
Маша вошла, остановилась у двери. Ее покачивало.
— Маруся, давай стол придвинем, и садись-ка ты на топчан! Устанешь, сразу приляжешь.
— Хорошо, — безразлично ответила Маша.
Они пододвинули стол.
— Ну помоги накрыть-то!
Он доставал из холодильника закуски, передавал их Маше. На столе появились соленые опята, малосольные огурчики, шмат ветчины, пара банок рыбных консервов.
— Вот! Богатый стол! — удовлетворенно отметил Гриня. — Ну, забирайся на топчан, там в угу под одеялом чугунок с картошечкой. Эх, как мы сейчас вздрогнем!
Он выставил запотевшую бутылку водки. Маша достала картошку. Потом вынула из ящика стола тарелки. Вилок не было. В другом ящике сверкала хромированным корпусом «беретта». Она задвинула ящик.
— А где у тебя вилки?
— Ой, вот же они! И нож здесь. Я, вишь, помыл, да в банку сунул и забыл. Я консервы открою, а ты хлеб порежь.
— А чего так тихо? — спросила Маша, нарезая неровные ломти. — Где все?
— А кто — все? Кто тебе нужен-то?
— Ну… Люди.
— Люди, Манечка, это мы с тобой. Ну, наливаю.
— А где теперь Сережа? — ровным голосом спросила Маша.
— Эка вспомнила! Где? — Гриня задумался, подняв рюмку. — Так, наверное, еще в чистилище. Ты давай, выпей лучше. Ну, не чокаемся, как говорится.
Они выпили. Маша занюхала куском хлеба.
— Ты ешь! А то вообще в воблу превратилась. В протухшую.
— Почему в протухшую? Я душ приняла.
— Рожа у тебя опухшая, как у тухлой рыбы, ты уж извини, конечно. Я это по-дружески.
— Ничего, от такого же слышу. Наливай, а то уйду!
— Во! Это разговор! Давай-ка теперь за нас, за нашу дружбу, как говорится!
Они чокнулись, выпили.
— Закусывай, закусывай! — Гриня заботливо подкладывал еду.
— Спасибо. — Маша лениво ковыряла вилкой. — Я сколько дней пила? — спросила она.
— Это… Дней семь-восемь без передыху. Бутылку усядешь и падаешь в койку. Потом очнешься, опять к бутылке. Не знаю, как у тебя организм выдержал. Могла подохнуть запросто. А с чего это ты запила-то так? — недоумевал Гриня.
— Да так…
— Но я тебе умереть не дал! В воде вымочил, два дня молоком отпаивал, стала ты у меня лучше прежней!
— Почему это у тебя-то? — Маша подняла на него глаза. — И вообще, где все? Где Альбина? Как же она мне дала столько пить? Где Танька, Алена? Вообще, где все?! Где Трахтенберг? Он что, столько времени не приезжал?!
— Здрасте! Ты чего? Убили ж его! Забыла?
— Как это? Когда? — оторопела Маша.
— Постой, ты с какого момента помнишь-то?
— Ну, как сюда охранники ворвались и Сережу забрали.
— Ну, было такое.
— И что они с Сережей сделали? — напряженно спросила Маша.
— Ничего они с твоим Сережей не сделали. Он сам…
Маша молча перекрестилась, глубоко вздохнула.
— Знаешь, я тогда перед ним изгалялась, как тварь последняя, — торопливо заговорила она. — Стыдно очень было. Очень стыдно перед ним, понимаешь? Я когда увидела, как он упал к моим ногам, я… Я думала— умру. — Маша схватила себя за горло. — Господи, какая же я подлая! Дрянь! Последняя дрянь! Как же я могла так с ним поступить… Налей мне! Слава богу, что они с ним ничего не сделали! Я-то думала, забьют его насмерть, правда! Я от этого и запила. От стыда и ужаса. Ну давай, давай чокнемся! За Сережу моего.