Читать «Пора домой (сборник)» онлайн - страница 106

Яна Жемойтелите

– Поди ж ты! Зачем ему голуби?

– А чтоб не хуже других. Деньги есть, и психология мещанская. «Хай будэ», как говорят на Дальнем Востоке.

– Ну, купит он голубей, так ведь за ними глаз да уход. Сдохнут!

– Не сдохнут. Разлетятся – да, по прежним домам. Вон, как крутолобый.

– Хрен его знает, что оно за чувство, – уставившись на сарай, выдохнул дед.

Чувство пустило корешки в хрупкую Зойкину душу. Зеленые насаждения ее любви были ни для кого не секрет, хотя радовали по-настоящему разве что мать. Митьке от этой любви были страдания, Никите – досада. Зойку же изводила тоска. В томлении она обнимала подушку, ей мешала луна, лившая молочный, холодный свет на такой же лунный пейзаж на желтом шелке – подарок Шаповалова.

Были ли причиной тоски синие его глаза вкупе с рассказами о Дальнем Востоке?.. Зойке казалось, что этот человек привез ей путешествие в сказочный край. Хотя, наверное, привлекал ее и сам статус: Шаповалов был настоящий мужчина – в отличие от мальчишек, с которыми вместе она росла, и оттого все они были ей немного как братья.

Шаповалов демонстрировал своих голубей, – которых успел поставить ему младший Стасюк. Голуби были все как на подбор, еще и диковинных пород, какие прежде были известны исключительно понаслышке. Кормил Шаповалов птиц хорошо, не скупясь на подсолнечник и пшеницу.

Стасюк остепенился при нем, черешни больше не воровал, поскольку имел с голубей проценты, и начинал уже бахвалиться познаниями пернатой жизни.

– Вот я третьего дня двух «монахов» достал, – прихвастнул он как-то в магазине. – Это птицы! Осанистые, а какая грация, стать!..

– Откуда ты слова-то такие взял? – удивлялась на него Зойка. – Раньше, помнится, ругательствами сыпал.

– На птицу ругаться нельзя, – совсем как Никита, ответил Стасюк. – Птица – кормилица моя нынче. Будто вторая мать.

– Тьфу! – Зойка с досады плюнула. – А я-то поверила, что распрямила птица тебя – корявого. Не стыдно, Стасюк! Все человечество стремится за птицей в небо. А ты ее на землю тянешь за хвост.

– А ты что меня все «Стасюк» да «Стасюк»?

– А как же еще?

– Меня, между прочим, Андреем зовут.

Зойка поразилась, что Стасюка зовут по-человечески.

– Ну ладно, Андрей. Вот, может, ты знаешь, отчего Шаповалов к Никите не ходит голубей смотреть?

– А чего он у вас не видел?

– Что, мол, вроде он на меня виды имеет, а в дом не идет. Будто неладное затевает.

– Ну, это вы разбирайтесь сами. Мое дело – птица. Так не собрался Никита крутолобого продавать?

– Не подкатывай! Я ж по-хорошему с тобой, а у тебя одно на уме. Разве можно все на свете копейкой мерять?

– Так ведь продают люди голубей…

– Широты в тебе нет, Стасюк! – с презрением сказала Зойка и ушла, печатая каблуками землю.

Коробило ее еще то, что широты не обнаруживал сам Стасюк. Знаки внимания ограничились шелковым пейзажем, да и тот оказался линялым.

Шаповалов относился к Зойке скорей как вожатый к пионерке. Он рассказывал ей про армейские будни на Дальнем Востоке книжными неживыми словами. Потрясла ее единственная история: посадив самолет в лесах Приамурья, Шаповалов столкнулся с голодным барсом. Биться пришлось врукопашную. Спасся он благодаря сучковатой палке, которую вонзил зверю в глотку.