Читать «Три высоты» онлайн - страница 14

Георгий Тимофеевич Береговой

Однажды под Грайвороном, в восьмидесяти километрах от Белгорода, когда мы, отбомбившись над целью, повернули н своему аэродрому, зажала нас пятерка «фоккеров».

Деваться некуда, легли всей группой на брюхо так, что, того и гляди, в тамошние черноземы врежешься. А под нами поля подсолнухов. Оранжевые подсолнухи, как раз в самом цвету… Идем на бреющем, а сзади нас желтый шлейф стелется — срезанные пропеллерами, сорванные воздушной струей лепестки. Немцы ослепли, не видно им, куда стрелять… Покрутились-покрутились да и плюнули. Так мы и ушли без потерь.

Но Грайворон — это было уже потом, осенью сорок третьего. А тогда, в сорок втором, был Калининский фронт, были первые боевые вылеты. И еще была учеба суровая нора становления фронтового летчика.

…Война застала меня в Луганском летном училище — на «бомберах». Казалось бы, чего лучше: собирай чемодан — и на фронт! Но моего мнения, конечно, никто не спрашивал, и я получил назначение в разведывательный полк, где на дюжину летчиков приходились одна-две машины, а право на вылет чуть ли в лотерею не разыгрывали. Н Кругом черт знает что творится: фронт растянулся почти на три тысячи километров, немцы рвутся к Москве, а мне, молодому, здоровому парню, налетавшему к тому же около сотни часов в воздухе, приходилось торчать на полупустом аэродроме, ждать очереди!

Но приказы не обсуждают. Это-то я знал и в то время. Чего, к сожалению, не мог сказать о многих других, подчас куда более важных и серьезных вещах…

Война по-настоящему коснулась меня в Орше; коснулась и сразу же хуже кипятка ошпарила душу, перетряхнула в ней все сверху донизу.

28-я авиационная дивизия, в состав которой входил полк, куда я получил назначение, стояла в Бобруйске. А приехав в Оршу, я узнал, что Бобруйск прошлой ночью взят немцами: ехать дальше, следовательно, незачем. Поначалу меня это известие в какой-то мере ошеломило. Не надо забывать, что мне тогда едва исполнилось двадцать лет и я, естественно, на первых порах растерялся. Но затем мне пришла в голову обнадеживающая мысль: раз уж дивизия внезапно оказалась в пределах активных боевых действий, значит, любой ее полк мог рассчитывать на пополнение новыми самолетами. Я почувствовал, что война дохнула мне прямо в лицо и я окажусь в центре одного из ее водоворотов.

Случилось иначе. Дивизия получила приказ снова перебазироваться в тыл. Так я и менял вместе с ней один аэродром на другой вплоть до самой Медыни, где решено было отправить часть летчиков, в том числе и меня, на летные курсы, на переучивание. Но с войной все же довелось столкнуться впервые именно в Орше, хотя явилась она мне не в грохоте и огне сражений, а как бы со спины — тихо, буднично, просто.

На вокзале, где я узнал о захвате немцами Бобруйска, ожидали очередной эшелон с запада. Было жаркое, безветренное утро, без тележек мороженщиц и сатураторов газировщиц-на перроне среди узлов и чемоданов молча толпились беженцы: война уже успела научить многому, и прежде всего терпению. Состав появился из-за станционных зданий почему-то с паровозом в хвосте. Платформы катили по рельсам тяжело, медленно: прежде на таких перевозили уголь или щебенку, сейчас же на них сидели и лежали люди — вчерашние жители Бобруйска. Многие были ранены… Па одной из платформ сидела молодая женщина в разодранной от плеча до лопаток вязаной кофте. Она сидела спиной по ходу движения поезда, прижимая обеими руками к груди окровавленного плюшевого мишку. Она не плакала, она напряженно, не мигая, смотрела назад — туда, откуда пришел состав. А платформы все так же тяжело и медленно катили по рельсам…