Читать «Первопричина» онлайн - страница 6

Иногда было и преклонение перед силою творчества: прекрасной вазой, статуей, картиной, зданием. Было и преклонение перед красотою мира или человека. Предметов поклонения не перечесть. Все они, большею частью, не заслуживали того, что получали, а иногда были и источником великого зла, когда вызывали распутство, человеческие жертвы, жестокость и угождение дурным человеческим страстям.

Из всех полезных для человека отвлеченностей преобладание с течением времени получила идея любви или взаимной солидарности всего живого. Служители этой благотворной идеи, действительно, должны получить неоцененные плоды. Но эта идея толковалась так разнообразно, что у одних была источником жизни, у других — источником войн, казней и всякого безрассудства.

У разных мыслителей встречаем разные представления о Боге. Часто у одного мыслителя два, три независимых друг от друга представлений.

Так, у Спинозы преобладало одно представление, пантеистическое, высокофилософское, но бесплодное. У галилейского учителя, напротив, с поразительною яркостью уживались три представления. Одно, как о первопричине (Бог-отец), другое, как об идее любви (Дух Святой — дух истины), третье — антропоморфное, как о всемогущем существе, порождении космоса, которое во всякий момент и во всякой степени может проявить свою силу (непосредственно или через сотрудников).

Первое представление философское и, пожалуй, как бы бесплодное в практическом отношении, второе и третье — чрезвычайно плодовитые.

Первое представление о Боге-отце, или первопричине чересчур отвлеченное, общее. Оно заключает в себе многое, т. е. в сущности и другие два представления. (Действительно, так как первопричина обусловливает все явления, все идеи, значит она содержит и идеи солидарности и все другие представления о Боге.)

Второе представление есть Бог-истина, Бог-путь, Бог-жизнь, Бог-любовь, и потому его значение и важность первостепенны. Оно дает всему сущему справедливость, жизнь и блаженство.

Третье представление учителя о Боге, как о могущественном существе, как о лучшей части мира, о великом космическом царе, с бесчисленным множеством солидарных помощников и друзей — также плодотворно, потому что оставляет человека в одиночестве, в слабости, в страданиях. Оно дает уверенность, надежду, как человеку-послу, который надеется на своего государя, или на свою страну: они не выдадут его, а каждую минуту готовы поддержать… Глупость, ненависть, заблуждение, дурные природные качества людей, окружающие гения-страдальца (необнаруженного благодетеля людей), не так уже его ужасают, не доводят его до падения, до отчаяния, до бессилия, до бездеятельности… На кресте он еще надеется, не упал духом и способен еще все прощать и молиться первопричине о своих заблудших гонителях. Итак, третье представление дает человеку силу и надежду… Насколько оно истинно, мы решать пока не беремся.

Второе представление учителя, идея любви, разума и знания, рисует ему также светлое воплощение после мученической смерти — светлое и немедленное. Он знает и твердо убежден, что смертные его муки сольются с радостью блаженного возникновения. (Это выяснено в моей «ЭТИКЕ».)