Читать «География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи» онлайн - страница 78

Эрик Вейнер

Нет. Без обоев ничего бы не было – никаких блестящих произведений искусства, свезенных в этот палаццо и другие дворцы и музеи города. Не было бы Леонардо и Микеланджело. Не было бы Возрождения. Флорентийская империя красоты основывалась на обоях. А если быть точным, на торговле тканями. Она и была источником богатства города.

Вы скажете: ну и что? Какая разница, как именно обогатилась Флоренция? Деньги есть деньги.

Разница велика. То, как обогащается нация, важнее того, сколь сильно она обогащается. В Сьерра-Леоне полно алмазов, а что толку? Государства, изобилующие природными ресурсами, не склонны к новшествам по одной простой причине: в новшествах нет необходимости. Флоренция не имела ни алмазов, ни нефти, ни много чего еще, поэтому положилась на выдумку и смекалку. Голь на выдумки хитра.

Дело было трудоемким. Сырье импортировалось из-за рубежа: грубое сукно и шерсть – из Англии, краска – из Афганистана. Флорентийские купцы путешествовали по самым разным странам, разыскивая материалы, посещая склады и банки. В путешествиях они знакомились с новыми и необычными идеями, которые привозили домой вместе с сукном и красками.

Леонардо по прозвищу Фибоначчи, работавший в Беджае (Северная Африка), ввел в обиход арабские цифры (точнее сказать, индийские). Новая система быстро прижилась во Флоренции, где раньше, как и почти во всей Европе, пользовались римской нумерацией. Флорентийцы пристрастились к счету и усовершенствовали методы вычислений. Не случайно итальянское Возрождение принесло миру не только шедевры искусства, но также двойную запись в бухгалтерском учете и морское страхование. Причем эти инновации не были чем-то отдельным, обособленным от мира искусства – они были связаны с искусством в единое целое, как нити в шелковом платке.

Флорентийцы не разделяли сферы искусства и торговли. Навыки, обретенные в одной из них, использовались в другой. Уж на что прозаичен налоговый документ, но его могли написать цветистой прозой: аудитор описывал холмы земельного участка или тяжелый, угрюмый характер крестьянина… Транспортная тара не имела единого стандарта, поэтому флорентийские купцы по необходимости освоили искусство измерения и оценки – прежде всего оценки вместимости ящиков. Впоследствии это помогло оценивать реализм картин и пропорции статуй. Экономическая точность стимулировала точность художественную.

Точность точностью, но флорентийцы были еще и азартными. Открыто бросая вызов церкви и светским властям, они играли в азартные игры прямо на улицах. Даже страховое дело – не самое привлекательное из занятий – отличалось риском и наличием интриги: ведь у агентов не было ни статистики, ни актуарных таблиц, а значит, они действовали наудачу.

Любовь к риску дала о себе знать и в искусстве. Богатые покровители ставили на темных лошадок. Один из примеров – Микеланджело. Сейчас, 500 лет спустя, очевидно, что идея поручить ему роспись Сикстинской капеллы была удачной. Но заранее уверенности в этом не было: его больше знали как скульптора, а не художника. Фресками он почти не занимался, да и крупных картин не писал. И все же папа Юлий II остановил свой выбор на Микеланджело. Папа следовал философии Медичи: выбери талантливого человека и поручи ему трудное задание – даже если он кажется плохой кандидатурой (особенно если он кажется плохой кандидатурой).