Читать «Необычное литературоведение» онлайн - страница 3

Сергей Сергеевич Наровчатов

Вокруг вьются белые чайки. Рулевой Печетегын, на несколько минут забывший о своем моторчике, мелко режет куски китового жира и бросает их чайкам.

— А то обижаться будут, — широко улыбается он, — они нам путь показали.

— Ах вот в чем дело, — и я тоже кидаю чайкам кусок китового жира, белого, как прибрежный снег.

Я пересел в шлюпку, которая, как первый бурлак в бечеве, тянет впереди других огромную баржу — кита. Работа не кончена, она продолжается. У рулевого дел прибавилось вдвойне: он следил за рулем и одновременно за тросом, как бы тот не стал перетираться. Гарпунер превратился в кока. Он кладет одно из весел поперек лодки, привязывает к нему на шнурке, связанном из оленьих жил, чайник и ставит под него на дно лодки примус.

— Бери кружку, не обожгись, — слышу я голос товарища по лодке, — здесь хлеб, здесь соль, а жир сам найдешь.

Завиделся Уэлен. Полсотни его домов все четче вырисовывались на каменистой косе. Вскоре стали видны люди: мужчины, женщины, дети. Лохматые собаки по грудь стояли в воде.

— Что? Встречают? — спросил я у гарпунера, наивно отнеся собачью чувствительность на наш счет.

— Встречают! — спокойно ответил он. — Кита чуют!..

Вельбот мягко ткнулся носом в берег. Дюжина сильных рук протащили его дальше по гальке. Я спрыгнул прямо на морскую траву, которой здесь застлана прибрежная полоса. Кита стали вытягивать трактором на берег. Взбираюсь на пригорок и иду к дому. Там меня встречает Рытхэу. Он, как всегда, спокоен и немногословен.

— Ну как? — спрашивает. — Штука не для слабонервных?

— Да, это мужская вещь, — отвечаю я, устало присаживаясь на свою кровать.

В дверь комнаты входит старый Атык. За ним появляются Анос, Танат, Эйгук, Печетегын. А в окно я вижу: к дому пришел и предсельсовета Келы, а с ним многие и многие другие — женщины и мужчины в меховых одеждах, расшитых бисером.

— Сейчас начнется праздник кита, — сказал Атык.

Вскоре на площадке перед домом образовался круг. На середину круга вышел Атык. В руках он держал бубен. Старик был важен и сосредоточен. Взгляд его был направлен против голов собравшихся, куда-то в далекое далеко. Все замолчали, стало совсем тихо, только слышалось, как невдалеке волны бились о камень. И вдруг гортанный вскрик, удар бубна, а дальше…

Дальше я расскажу об этом стихами. Они здесь более уместны, чем проза. И главное, в них запечатлелась не только внешняя сторона увиденного мною в тот день, но и глубинное мое ощущение неповторимого зрелища.

Танец кита

Под крутыми небесами Я в плену себя сыскал, Под началом древней саги, Белых волн и черных скал. Из диковинного плена Я в Москву к себе увез Летний вечер Уэлена С близким блеском дальних звезд. Вечер тот был мною встречен По дороге в никуда, Был расцвечен этот вечер В краски праздника кита. Там тогда из бурь крылатых Неизведанных времен Появился старый Атык, Словно дух явился он. Дух охоты и веселья, Среди нас он так возник, Как в пиру на новоселье Всех гостей заздравный крик. Начиная песней пляску, Перед сотней зорких глаз Про кита завел он сказку И о нас повел рассказ. Жесты кратки, Жесты четки, Все — в сейчас и все — в потом. Он в качающейся лодке, Он в погоне за китом. Море пело в пенной дымке, За буруном шел бурун, По киту — невидимке — Бил невидимый гарпун. Атык вдруг полуприметный Поворот придал плечу — И подбитый кит Ракетой В цирковую взмыл «свечу». Тут ладони острым краем Атык линию чертит. — Отгребаем?.. — Отгребаем! — Рядом с лодкой рухнул кит. Возвращаемся с добычей. К нам спешат со всех сторон… Атык свято чтит обычай, Отдает киту поклон. Мы, мол, злобе были чужды, Из нужды, мол, он убит… Входит кит в людские нужды, И людей прощает кит. По спине прошли морозом Непонятные слова… Атык бубен бросил оземь, Атык пот смахнул со лба. В этой пляске, в действе странном, Многозначном и простом, Был он сразу океаном, Человеком и китом. Неуклюжий чужестранец, Грубый мастер ладных дел, Я на дивный этот танец С дивной завистью глядел. Это был мгновенный отклик, «Гвоздь» на целых пять столбцов С четким фото наших лодок И с портретами гребцов. В нем имел свое значенье Каждый жест и поворот, Он вставал как обобщенье Тысяч ловель и охот. Но его большая тема Выходила за столбцы, И несла нас вдаль поэма, В незнакомые концы, Где забытые дороги Нас вели к забытым снам И неведомые боги Открывали тайны нам. И была в нем суть раскрыта, Смысл искусства воплощен От времен палеолита Вплоть до нынешних времен.