Читать «Жизнь бабочки» онлайн - страница 64

– Я хотела извиниться, что все так вышло.

Та хрипло хохотнула.

– Все было очень мило.

– Мария, мне неудобно спрашивать, но мне показалось, что Всеволод вас чем-то обидел.

– Ну что вы, разве он может обидеть?

– Я не понимаю… В каком смысле?

– Маша…

– Лучше Маня.

– Тоже Маня! Прелестно. Его любимый размерчик. Знаете, Маня, я бы вам ничего не говорила, но вы сами позвонили. Держитесь подальше от него. Он – маньяк. А это серьезно.

– Я не понимаю, как вы можете так обвинять человека…

– Всего доброго.

Слушая длинные гудки, Маня думала о том, что так может ненавидеть женщина, которую очень сильно обидели. И которая очень сильно любила. А его нельзя любить по-другому. Ей стало даже немного жалко эту Вольскую, которая оказалась жертвой мансуровского магнетизма. Но с другой стороны, было радостно, что этот человек заметил именно ее, и, значит, она чего-то стоит.

Сева плакал. Он размазывал слезы по щекам, совсем не пытаясь сдерживаться. Наоборот, чем ничтожнее он выглядел со стороны, тем легче ему становилось, и появлялась какая-то мстительная эйфория. Человек, которого довели до такой безысходности, имеет право на все. Он повернулся на бок, и кровать скрипнула тем детским скрипом, который не издавала ни одна кровать в Испании и который вначале снился ему во сне, а потом он запретил себе о нем думать. И теперь стало так тошно от этого скрипа. Он ударил кулаком по спинке кровати и взвыл от боли. Неужели никогда ничего не изменится? Неужели он обречен всегда возвращаться на эту детскую кроватку, с которой все начиналось. Неужели на ней все и закончится?

Первое время, лежа на жестком мадридском топчанчике, он мечтал вернуться в свою комнату, на свою кровать, в собственное ощущение пространства. Самым невыносимым оказалось жить на съемной квартире. Прикасаясь к дверце шкафа, он знал, что это не его шкаф, и кресло, в которое он опускается, тоже не его, и ни к чему этому нельзя привыкать. Даже думать об этом было унизительно. Со временем, когда немного разобрался в новом бизнесе, с удивлением обнаружил, что практически все его подельщики живут на съеме. Эта мысль одновременно грела и пугала. Эти люди уже крутились там много лет и не смогли приобрести собственное жилье. Что уж тогда говорить о нем. Но тут же в душе поднималась знакомая теплая волна, и становилось спокойно и радостно. Как он может сравнивать себя с этими животными? У него свой путь, и он его пройдет.

Первым ударом было Славкино вранье, которое совершенно случайно вылезло наружу. Он был один в офисе, и Славкин компьютер не был выключен. От отчаяния даже испанский стал понятнее. Он читал страницу за страницей, забывая, что читает по-испански. Потом вернулся к началу и еще раз проверил фамилии. Там были все, кроме Севы. И Славка, и Федор, и Палыч, и даже Серхио, вонючий Серхио, который приехал всего на полгода раньше. Как они ловко все обстряпали. Сева был уверен, что тут какой-то мухлеж с папиковскими деньгами. Он тогда еле дождался субботы, чтобы съездить по указанному адресу. Он знал, что это мазохистский порыв, но не мог себе в нем отказать. Это был новый микрорайон на южной окраине Мадрида, и домики были точно такие, какие он себе намечтал: четырехэтажные с красными крышами. Крыши имелись только у двух, остальные были в стадии строительства. На площадке сидели рабочие непонятной национальности. Один из них обратился к нему на плохом испанском, но Сева сделал вид, что не понимает, и пошел дальше. Но этот парень догнал его и начал что-то лопотать, размахивая руками, что-то о том, что здесь стройка и к дому подходить нельзя. Он даже схватил его за рубашку, и Сева брезгливо дернулся. То ли от жары, то ли от напряжения сильно кружилась голова. Он не мог уехать отсюда, не зайдя в дом. Откуда-то появилась странного вида девушка, одетая в байкерский наряд: черные джинсы и жилетка с множеством заклепок. Волосы у нее были светлые, очень коротко стриженные, с каким-то нелепым чубом, и вообще вся она была нелепая, маленькая, плотная, с короткими ручками и ножками. Она что-то пыталась доказать парню, который остановил Севу, и вскоре Сева понял, что они говорят по-польски, и с удовлетворением отметил, что испанский ему куда понятнее, чем польский. Девушка посмотрела на него. Глаза у нее были голубые, водянистые, а ресниц не было видно.