Читать «В стране моего детства» онлайн - страница 60

Нина Васильевна Нефедова

– Да он и сейчас мимо рта не пронесет, – смеясь, вставляла тетка Анна.

Озорная, она, чтобы развеселить сестер, переводила разговор на новые рельсы.

– Ну, девки, рассказывайте, как с мужьями живете, любитесь! Я со своим Яшей пока не натешусь, не усну… Ты, что, Анюта, покраснела? Да она ведь у нас монашка!

Мама не любила таких разговоров, ей казалось бесстыдным говорить так открыто о сокровенном.

– Зато Васенька у нее не монах! – Анна намекала на уже заметную беременность мамы.

– Да будет вам, девки, – вступилась за маму бабушка, – известно дело: бабенка не без ребенка. И то сказать, баба, что мешок, что положишь, то и несет.

Оставив маму в покое, Анна принималась за младшую сестру:

– А ты, Ленка, что чахнешь со своим чахоточным? Какая радость-то от него? Поди, он ни на что уж неспособен? Завлекла бы кого-нибудь! Что красоте-то твоей да молодости зря пропадать!

– Ох, Нюрка, мелешь ты чего не надо, – осуждающе говорила бабушка, – не все мели, что помнишь, через край нальешь, через край и пойдет. А ты, Ленка, меньше слушай. Жили люди до нас, будут жить и после нас. Была под венцом – и дело с концом. Эта пословица про Ивана Петровича. Даден он тебе в мужья, вот и блюди себя. Как сложено, так и течет, надсаженный конь, надломленный лук, а все верный друг.

Под разговоры да хохоток дело спорилось, скоро уже две доски, каждая чуть не по метру длиной, были заполнены рядами аккуратно слепленных пельмешек, теснившихся один к одному.

– Ну-ка, девки, посчитайте, чай, хватит уже! Но «девки» решают, что еще мало и, пока корытце не покажет дно, продолжают лепить.

– Эх, остатки сладки! – няня выскребала остатки мяса с врубившимися в дно корытца жилками и толсто намазывала их на хлеб.

– Нина, хочешь попробовать? – она протягивала мне бутерброд, но предостерегающий жест мамы останавливал мою руку. Мама очень боялась глистов и убеждена была, может быть, не без основания, что глисты бывали от сырого мяса. Но тетки не верили этому, они тоже скребли ложками по дну корытца, тоже делали бутерброды, густо перча перцем, и уплетали так, что мне становилось завидно.

Иногда на пельмени звалась племянница бабки с мужем, которая жила в том же поселке, только на дальнем конце. Она была постоянно в положении и запомнилась мне, наверное, потому, что к ней очень подходило вычитанное мною в записных книжках Чехова выражение: «Беременная женщина похожа на кенгуру». И в самом деле: маленькая головка, бледное личико с заострившимся носом и руки всегда сложены на животе. Зато муж ее, можно сказать, был красавец: высокий, широкоплечий, соболиные брови в разлет, а под ними синие глаза. И не верилось, что такой красавец мог любить такую скромную, невидную женщину. А он действительно любил ее. Трезвый он, может быть, и не проявлял своей любви к ней, порой, бывал и суров, но пьяный лез к ней с поцелуями:

– Ну и жена у меня, да ей цены нет! За десять лет пятерых сыновей отгрохала, и еще шестой на подходе, правда, Ксеня?

– А, отстань! Надоел до смерти!