Читать «В стране моего детства» онлайн - страница 50

Нина Васильевна Нефедова

Внизу было тихо, через закрытые окна доносились приглушенные голоса. Но вот кто-то открыл окно в столовой, и голоса стали слышнее. Дед, очевидно, уже приложился к стопочке, его голос доносился до нас отчетливо:

– Спасибо, сватья, что и нас из людей не выкинули, не обошли! Только рано, девка-то молода еще… Хлебом-солью отца, мать не объела…

– И-и-и, сват! Брагу сливай, не доквашивай, девку отдай, не доращивай!

– Станешь тут гадать, как девку отдавать, – отвечал дед прибауткой.

И они, наверное, еще долго бы обменивались ими, пока сваха не сказала:

– Видели вы ясна сокола, покажите же нам сизу голубку.

И дед закричал:

– Мать! А мать! Где там Ленка? Зови сюда!

Мама нам сказала, что Лена прячется в боковушке, не хочет к жениху выходить, он ей не нравится. Но ослушаться отца не посмела и все-таки вышла. А немного погодя под окном кто-то сказал:

– Руку дали!

Что означала эта загадочная фраза? За разъяснением обратились к маме.

– Это значит, девочки, что Лена выйдет замуж.

– А жить где будет? С нами?

– Нет, уедет к мужу.

Последнее убило меня. Я представить себе не могла дом без Лены. Как же так? Неужели рядом не будет нашей Лены, нашей подружки? Увезет ее этот противный жених, дядька с коротко подстриженными и, наверное, колючими усами…

Горе мое было так велико, что из глаз неудержимо хлынули слезы. Не в силах сдержать рыдания, я вышла в сени и села на верхнюю ступеньку лестницы, думая, что уж тут-то никто меня не увидит, поскольку всем не до меня. Но вслед за мной вышла в сени мама.

– Нина, ты что? Почему плачешь?

Не зная, что сказать, почему-то стыдясь причины своих слез, я схватилась рукой за коленку и, радуясь тому, что теперь уже могу плакать сколько хочу, заревела и сквозь рыдания простонала:

– Нога болит…

– Где? Где? – всполошилась мама.

– Вот здесь, в коленке…

– Ты что, ударилась?

Задыхаясь от слез, я лишь кивнула головой.

В доме всполошились, забегали. Отец стал дуть мне на «больное» колено, растирать его, с тревогой спрашивая:

– Где ты ударилась? Обо что?

Поднял меня на руки, внес в комнату, уложил на кровать. Тут, бросив своего жениха, прибежала Лена, обняла меня, целуя, и только на ее груди вопли мои стихли.

Я никогда, никому, даже Лене не рассказала о разыгранной мною сцене. Не знаю, что было тому причиной? Может быть, воспитание в том повинно? Мы всегда с детства были сдержаны в проявлении своих чувств и особенно стыдились «нежностей». Ни мама, ни отец никогда не ласкали, не целовали нас. Отец был убежден, что поцелуи расслабляют ребенка, преждевременно возбуждают его, вызывая в нем нежелательные чувства. Мама позволяла себе поцеловать ребенка только в самую макушечку, а отец, в лучшем случае, потрепать по голове. Вероятно, поэтому мне легче было признаться в слезах от физической боли, нежели душевной.

Жених Лены был вдовец. От первой жены у него была дочь, рослая девушка, ровесница Лены. Она скоро тоже вышла замуж, так что никаких сложностей в отношениях падчерицы и мачехи не было.

Иван Петрович – так звали мужа Лены – увез ее за тридцать верст от дома, на станцию Верещагино, где работал машинистом на поездах дальнего следования, и где у него была казенная квартира из двух комнат и кухни. Лена скучала по дому, и как только муж уезжал на неделю и больше, она заявлялась домой. Тридцать верст для нее молодой здоровой женщины «не околица». Когда родился у Лены первенец, темноглазый, с перетянутыми точно ниткой ручонками и ножонками, она и его таскала с собою. Подвяжет его спереди полотенцем, перекинутым за шею, и в дорогу. Как говаривал дед: