Читать «Запах «Шипра». Сочинский вариант» онлайн - страница 153

Михаил Петрович Михеев

— Не буду вас провожать,— сказал Ковалев.— Еще застесняется.

Я взяла с заднего сиденья свой «диккенсовский» чемоданчик. Ковалев достал из кармана «Паркер», с которым я ходила в комиссионный магазин.

— От доктора Ватсона,— сказал он.— На память!

Говорят, слово «да» имеет в произношении куда меньше интонаций, нежели слово «нет!». Хорошие чувства тоже выражаются малым запасом слов.

— Спасибо! Большое спасибо вам за все…

Что еще я могла сказать лейтенанту Ковалеву? А он улыбнулся, тронул машину и исчез из моей жизни — может быть, навсегда,— хороший человек, лейтенант Сочинского отделения ОБХСС — Ковалев…

В самолете мы сели на свои места, согласно купленным билетам: Башков — у борта, я — с краю. За дорогу несколько дежурных, ничего не значащих слов. Он уже не разговаривал со мной — видимо, ему было не до того. Он даже не глядел на меня. Как и в аллее на скамейке, сидел сосредоточенный, отстранившийся. Иногда возился в кресле, устраиваясь поудобнее, и опять неподвижно замирал, уставясь в спинку переднего кресла.

Я не вызывала его на беседу, предоставив ему держаться, как он хочет. Даже пробовала задремать.

В Оренбурге самолет делал посадку. Пассажиров попросили пройти в аэровокзал. Когда объявили продолжение рейса, я оказалась в самолете одной из первых, села на свое место, откинулась на спинку сиденья и вдруг забылась в каком-то тревожном полусне. Очнулась, когда взревели моторы, самолет готовился к взлету. Двери были уже закрыты, зажглась надпись: «не курить…»

Место рядом со мной было пустым.

«Ну и черт с ним!»— ожесточилась я. Нервно и зло застегнула ремни. Опять закрыла глаза.

— Вам плохо?

Возле меня стояла стюардесса.

— Нет, спасибо…

Стюардесса улыбнулась и прошла мимо.

Я опять закрыла глаза. Услыхала, как кто-то тяжело подошел ко мне.

— Давно вошел,— сказал Башков.— Увидел, что спите, решил не беспокоить. Занял чье-то пустое кресло. Позвольте, я сяду на свое место. Устали?

— Немножко.

— Крепкие у вас все же нервы, Евгения Сергеевна.

— Если бы. Уснуть не могу.

— Я мешаю?

— Нет, не вы. Мысли о вас мешают.

За иллюминатором самолета внизу виднелась белесая туманная муть. Мы пролетели, наверное, с полтысячи километров, когда он опять заговорил:

— Благодарен я вам, Евгения Сергеевна,

— Это еще за что?

— За то, что не спите из-за меня. Думаете про меня. Не важно, что думаете, важно, что про меня. Вы — единственный человек, который думает обо мне.

— Ваша жена тоже думает.

— Жена… Жена — это совсем другое, она по-своему думает. Обязанность ее такова.

Я хотела сказать, что и моя обязанность такова, но промолчала, он тоже замолчал, отключился. До самого Новосибирска мы не произнесли ни слова. Когда самолет уже сел и очень долго подруливал к своему месту, разворачивался, Башков выпрямился. Я почувствовала, что он глядит на меня, но упрямо не поворачивалась к нему. Он сказал:

— Я могу уйти, Евгения Сергеевна…

Он не спрашивал разрешения, он как бы напоминал мне об уже разрешенном, договоренном.

— Идите…

— Мне хочется быть честным перед вами…

— Вы бы лучше постарались быть честным перед всеми. Что это за выборочная честность? Впрочем, ваше дело. Не буду вас уговаривать. Мне просто по-человечески вас жалко. Не сегодня — завтра вас обложат, будут брать, как медведя в берлоге… Ведь рано или поздно вам придется…