Читать «Упущенный шанс» онлайн - страница 143

Любен Дилов

— Потому что я не такой, — заметил он.

— Конечно, — согласился я. — Просто это было у вас бегством от самого себя, проявлением собственной неуверенности. Ведь только женщины дают вам на часдругой то, что у вас никогда не хватит мужества потребовать от общества, хотя вы-не лишены способностей. Вот в чем дело. А вы могли когда-то стать хорошим писателем, товарищ Дилов, могли бы, если бы не цепь расчетливых компромиссов, висящая у вас на шее камнем, если бы не решились стать хорошим мужем, вместо того чтобы стать хорошим писателем…

— Одно замечание, с вашего позволения. Не хорошим супругом, а хорошим гражданином.

Я удивился; откуда он нашел силы возразить мне?

— Не лгите! Вам прекрасно известно, что значит быть хорошим гражданином, впрочем, во все времена это означало одно и то же.

— Но меня уважают люди, уважают читатели!

— Люди стали весьма нетребовательны в своих запросах, товарищ Дилов. Сказать вам, что вы не рискнули и никогда не рискнете написать?

Он схватился за пепельницу, и хотя было видно, что он просто искал опору, я вскочил с места.

— Не надо! Это уже было!

Он зажал пепельницу в руке, покрутил, делая вид, что просто играет. Все же нас подводило желание во всем руководствоваться шаблоном.

— Кто это уже делал?

— Мартин Лютер.

К нему вернулось хладнокровие, он даже рассмеялся — как же, все-таки до него так же поступил великий человек.

— Верно, только, насколько я помню, он запустил чернильницей в искушавшего его сатану. Вы что, считаете себя царем тьмы? У вас слишком высокое мнение о себе.

— Да нет, — засмеялся я, — потому я и отсоветовал вам бросаться пепельницами. Получится просто жалкая пародия!

— Но тогда — кто вы?

— Я — ограбленная истина, товарищ Дилов! — с нажимом произнес я свое имя.

— И я тот, кто вас ограбил, не так ли?

Я взялся за ручку двери, потому что-пепельница все еще была у него в руках.

— Хм, интересно, если мы примемся лупцевать друг друга, кому достанется больше? Силы наши должны быть равны.

— Я не умею драться.

— Да, вы не умеете даже как следует поссориться, с кем надо, — печально согласился я, так как относил эти слова и к самому себе.

— Вы, я вижу, считаете меня трусом? А ведь я просто развлекаюсь с вами. И если сейчас я вышвырну вас за дверь, то вовсе не из храбрости. Люди всегда прибегали к насилию исключительно из страха.

— Но ведь вам иногда ужасно хочется позволить себе быть громилой, правда? Хоть в этом-то признайтесь!

Он не признался, а я уже признался себе в этом.

Переведя дух, он усмехнулся.

— Хотите, я верну вам то, что, как вы думаете, я у вас отнял?

Это была умная ирония, переходящая в самоиронию. Мне не оставалось ничего другого, как изобразить шутовской ужас.

— Ни в коем случае! Впрочем, это я ошибся. Потерпевший-то — вы.

— Тогда какого рожна вы сюда приперлись?

— А меня Стругацкий заставил.

— Как Стругацкий? — изумился он.

— Да так, ведь вы, фантасты, и дня прожить не можете без фантасмагорий.