Читать «Удивительные приключения Яна Корнела» онлайн - страница 102

Милош Вацлав Кратохвил

— Однажды я собственными глазами видел, как не в меру заряженная растяпой пушка во время отката сломала мачту и свалилась прямо на гребцов.

Что произошло потом, он не сказал, но мы легко могли представить себе это сами.

Затем приволокли еще несколько пушек поменьше и укрепили их на прибортовых дорожках. В сравнении с той пушкой, что стояла на носу, эти пушечки походили на безвредных щенят. Они были поставлены на прочные лафеты, прикрепленные к доскам прибортовых дорожек, — для них не было другого места, куда бы им можно было свободно откатываться. Их заряжали не полным зарядом, и они не могли стрелять на большие дистанции.

— Передняя пушка — двенадцатифунтовая. В бортовые пушки обычно набивают куски железа и осыпают ими противника лишь на близком расстоянии.

Потом стали загружать галеру провиантом, и только теперь мы поняли, как много, по-видимому, места находится под ее палубами.

— С виду эта галера — небольшая, но впереди у нее расположены каюты на пятьдесят — шестьдесят солдат, камбуз и арсенал под кормой. На верхней же палубе возвышаются кормовые каюты для капитана, офицеров, капеллана и лекаря. Для вас, разумеется, лекаря не будет, — тут же пояснил француз, — он только для экипажа. А под каютами — кухни и укрытие для надсмотрщиков и матросов.

В конце недели на галеру поднялся отряд из пятидесяти испанских стрелков с унтер-офицерами и офицерами, а вслед за ними — командир с капелланом и каким-то усачом, по-видимому лекарем. Последним вошел на галеру ее капитан.

Мы думали, что им окажется спутник Тайфла, который купил нас у лейтенанта в оснабрюкской тюрьме. Но наш капитан выглядел совсем иначе. Француз объяснил нам и это:

— Что вы! Вас купил какой-нибудь из его обыкновенных вербовщиков. Капитаны кораблей рассылают их по тюрьмам за осужденными — самыми дешевыми гребцами в мире.

Галера загружалась и загружалась. Лицо же нашего опытного наставника все более и более омрачалось, — он косился на продолжающиеся приготовления и при появлении солдат щерился, как дьявол. Когда мы спросили, почему он ухмыляется, тот ответил:

— Ребята, нам угрожает могила, — вернее, морское дно. Мы готовимся к сражению. На этом старом корыте можно еще перевозить товары, но нечего и думать о битве. При первой же встрече с боевым кораблем мы пойдем на дно кормить рыб. Ясно, война затянулась настолько, что добрались и до таких ветхих посудин, как наша, черт бы ее побрал!

Мысль о морском сражении была для нас вдвойне ужасна: с одной стороны, потому, что мы вообще не имели о нем никакого понятия, а с другой, — уже сейчас нетрудно было представить себе, в каком мучительном и беспомощном положении окажемся мы, прикованные к галере, словно какие-нибудь неодушевленные предметы.

В тот же день на корабле устроили великое пиршество, на которое прибыли и гости из портового города. Среди них мы заметили несколько вельмож и офицеров. Им не хватало только дам; позже мы поняли, почему их не было. Пир закончился такой безобразной попойкой, какой я не видел еще за все время войны ни в одной городской корчме. Она началась, вероятно, вскоре после того, как мы заснули. Нас разбудил дикий рев, доносившийся из капитанской каюты, в которой пировали самые важные гости. Когда мы очнулись от первого глубокого сна, распахнулись двери каюты, и из нее вылетели два пьяных драчуна со шпагами в руках и начали размахивать ими. Взмахи были неловкими и неуверенными. Противники, ослепленные яростью, неистово и резко рассекали воздух шпагами. Вслед за драчунами высыпали остальные пирующие, которые стали что-то орать им, по-видимому стремясь отговорить их от поединка. Но все уговоры были напрасны. Те, кто в этой перепившейся компании был чуточку трезвее, начали поливать дуэлянтов вином до тех пор, пока они не покраснели так, как будто были залиты кровью с ног до головы. Но и это не охладило их пыла. Тогда они стали бросать в драчунов тарелками, соусниками и кусками жаркого, очевидно, уже не сознавая, ради чего делают это. Скоро такое утихомиривание превратилось в сплошную забаву, и успокоители всякий раз весело ржали, когда куски окорока или каплуна попадали в лицо одному из взбесившихся гуляк.