Читать «Первый бой тимуровца» онлайн

Андрей Рубанов

Первый бой тимуровца

Лучшее время для подвига – это детство.

Мне одиннадцать лет.

Я в громадном городе, он шумит, пахнет асфальтом и дизельным выхлопом, нависает разноцветными плоскостями стен.

Очень большой город: 70 тысяч людей обитает.

Моя цель – исследовать его весь.

Всю свою бесконечно долгую одиннадцатилетнюю жизнь я провел в деревне на двести дворов, а нынешним летом – вот, меня привезли в город.

Я живу у бабки в огромной полутемной квартире, в пятиэтажном массивном доме, в самом центре города, на главной улице.

Окна во двор, заросший кривыми огромными деревьями, с клумбой и гипсовой балериной в центре клумбы. Балерина, выполненная в натуральную величину, крашенная ярко-белой известью, с выпуклыми бедрами и грудью, смотрится развратно. Каждый мальчишка в этом дворе хоть раз, но залезал ногами в красно-желтую клумбу, чтобы потрогать гипсовую балерину за ее правильную гипсовую попу.

Дальше, тридцать шагов – хоккейная площадка с деревянными бортами, так называемая «коробка», где зимой гоняют непосредственно в хоккей, но летом используют не менее активно для футбола, команда на команду, с разным количеством охрипших атлетов, в возрасте 7—12 лет, с вольно трактуемыми правилами: брать мяч руками нельзя, все остальное можно.

Рядом с площадкой в серую городскую землю вбиты деревянный стол и скамейка – очевидно, по мысли проектировщиков и строителей, за этим столом должны отдыхать участники состязаний, юные адепты хоккея и футбола. Но вышло так, что стол и скамейку под старым тополем оккупировали старшие пацаны, матерые 14– и 15-летние дядьки, часто с подругами, как юными, так и совсем взрослыми одутловатыми бабами.

Пока малолетки гоняют мячишко, старшие пацаны сидят, сутулятся, покуривают, опасно щурятся и пересмеиваются матерно.

К концу длинного июньского дня, под темноту, возникает магнитофон или гитара. Сигаретный дым – наждачный болгарский табачок развитого социализма, «Родопи», – становится гуще, а голоса ниже. Зажигаются желтые фонари, ложатся плотные тени. Но в огороженной высокими бортами «коробке» продолжается турнир, насквозь потные, усталые спортсмены доигрывают бесконечный 17-й тайм, в ожидании, пока взрослые не придут, не позовут домой ужинать и спать.

Темнеет. Листва выглядит тяжелой, черно-зеленой, шевелящейся самостоятельно. Со всех сторон зажигаются окна, в пять высоких рядов. Старики прибавляют громкость своих телевизоров, не дай бог пропустить какую важную новость; в мире нестабильно, война назревает, администрация Джимми Картера коварно увеличивает военные ассигнования. Доносятся запахи тушеной капусты, жареной картошки, куриного супа, селедки, самогона.

Но игроки продолжают изнурительное состязание.

Когда темнота сгущается до чернильной густоты, какой-нибудь старший пацан, длинноволосый, а-ля Гойко Митич, вдруг выпрыгивает на игровое поле, оторвавшись от стола и от приятелей; гибкий, в расклешенных джинсах, на каблуках, шикарный, взрослый, стройный, с сигаретой, зажатой меж пальцев. «Пас!» – коротко требует он, размахивая сигаретой. И получает мяч, и наносит мощный удар по воротам, смеется, пыхает скверным серым дымом и возвращается к своим.