Я сижу и курю в одиночке,В одиночке моей души.Впал в немилость? – я ставлю точки,И никто не скажет: «Пиши».Я не куталась в барскую шубу,И меня не знает никто —Хороша лишь царская удаль,Шпики ходят в серых пальто.Видно, умер мой брат Алешка,Говорил с тоской неземной.Я теперь не кошка, а Брошка,И ошейник на шее ручной.Смоляной и черный ИудаВыйдет ночью с Христом гулять.Ждет мир, ждет, не меня покудаС воскресением поздравлять.Воскресение – это лавры,И Алешу кругом поют.Где-то Греция, минотавры,Иудея, Москва, салют.
Блатная феня
Небо хмурое глядит —Выгляни в окошечко:Бог сидит и говорит,Застрелилась кошечка.Пьют кошерное виноДруги-иудеи.Бог глядит, мне все одно —Выйти, не радеяО душе, и Страшный Суд —Нечего кичитьсяЗлом зимой, в сезон простуд,Вируса частицаВходит в легкие уже,Сон опять на мокрыхПростынях, на этаже(Рифма будет: «Вохра»).Я не Пушкина, видать,Рада не стараться.Рита едет? Твою мать,Хватит наряжаться.И к весне овечий страхБудет в человечке.Вошь, овца, а завтра прах,Милые овечки.
Рвать ткань
Я со скарбом своим и с вещмешком,С серебряной ложкой, привязаннойза шейку к кресту.Начинаю рвать удила, а потомТяну и рву золотую узду.Поэт – мой спутник – весьма не богат.Но он в обиду меня не даст.Его звать Слава, он, как есть, подалМне на бедность брелок с ликом Спаса,и это разВ жизни или в дежавю – раз второй.Дежавю, видимо, это ад.Умерла ли я? Старайся, герой,Я умерла и просто смотрю назад.Назад и вниз, с небес, отчего не скрытьТо, что я там была и видела лишь себя?Видно, многое мне придется простить…Я еще живу и люблю тебя.
Павел в наше время
Увы, в России правил не один.Красавицам и мамкам господин,Краев и хижин господин; просторов,Родной земли струится простыня,И вновь от ангельских и херувимскиххоровЛад музыки рождается, звеняВ окружье звуков. Долг государюЯ оплатить сегодня не могуИ в день вчерашний от погибели бегу.Где похоронят? На парижской «рю»Иль в N-ске гибнуть буду,Не ведать мне. Но вот – одна стрелаУж вышла рифмою из-под пера,Глядит из прошлого. Увы, «ура»Не раздается по его указам:Екатерина, мать государя,Но мачеха придворных, вышла сразу —И в Кремль отправилась. Не присягну льТебе и Павлу? Месть ее и гневСкрывает маска, маска львина.И двух коней к упряжке пристегнув —Достаточно ль для бега, – в лике девЯвилась утром в храм, где церковь винаВсе годы льет (забвения виноИ лотос – лотофагов помнишь, детка?).И умер Петр, как канул. Всё равно,Кто царь, ему. И в золочену клеткуЛетит уж новый – пташкою – жених.Кто русский царь? Да все один из них,Из немцев, видно, от ганзейской дамы,Но не купцов, и оторопь берёт,Когда она идет и Бог ведётТебя в пути, и корчится упрямо,Коробится бумагою в костреКартонная обложка Мандельштама,Все книги жгут. И лгут. И невпопадПриходят гости, Павел с Катериной.Отец убит. И сын – опять хулят! —Берется за Россию с чертовщиной.
