Читать «М. Садовяну. Рассказы. Митря Кокор. Л. Ребряну. Восстание» онлайн - страница 101
Михаил Садовяну
— Тетушка Саломия, — обратился он к старухе, — ты все еще не избавилась от слепого деда? Как я погляжу, он ходит за тобой, как привязанный.
— Правда, правда, ваше степенство, — живо откликнулась она, но ее пронзительный голос прозвучал доброжелательно. — С той поры, как я вышла из Рэдэуци, он, словно тень, за мной увязался. Требует довести его до Ясс и там оставить. Вы можете подумать, — обратилась она ко всем собравшимся, — что он мне муж или брат. Но я уже давным-давно забыла и про мирскую суету, и про родственников. Только и дум у меня что о своих заботах. Я вот пристала к обозу господина купца, чтобы добраться до святой Параскевы — в стольном городе, положить ей на гроб серебряную денежку и поведать ей о моем горе. А он, убогий, потащился за мной… Вон даже храбрости набрался подойти поближе к вашему костру. Он старик хитрый и надеется, что вы прикажете ему сыграть что-нибудь на волынке. Я его уговаривала укутаться с головой в кожушок да и завалиться спать под телегой, но он и слышать не хочет.
Старик ухмыльнулся, обратив к огню слепые белки глаз.
— Люблю я, когда веселые люди собираются, — заговорил он низким приятным голосом. — Люблю я и молодое вино, и цыпленка, жаренного на углях. А больше всего люблю я слушать разные истории. Да и сам могу кое-что рассказать про минувшие времена. Господь бог решил меня наказать и лишил при жизни света очей моих, вынудив протягивать руку, чтобы у добрых христиан просить себе на пропитание. Уж такова воля господня, но и обо мне он заботится, как о земляном черве. И потому я понял, что грех мне жаловаться, а нужно принимать все как оно есть.
Конюший Ионицэ повернулся к слепому. Окинув его взглядом, он с удивлением спросил:
— Ты жалкий нищий, а говоришь, что любишь цыплят, жаренных на углях.
— Люблю, господин и брат мой, — раздался в ответ добродушный голос слепого.
— И вино любишь?
— И молодое вино, которое и теперь мне щекочет ноздри, тоже люблю.
— А истории всякие сказывать можешь?
— Могу, как и всякий другой человек. Что ж тут такого?
— Думается мне, что ты только хвастаешь, потому что таких историй, как я да мой друг капитан Некулай Исак, никто во всей Молдове не знает.
— В этом я вам перечить не буду, хозяин.
— Тогда молчи, а я вот расскажу самую интересную и самую чудесную историю, какую только можно услышать.
— Расскажи, хозяин, а я послушаю и буду прихлебывать молодое вино, которое ты теперь наливаешь в свою кружку. А тебе хозяйка другую кружку принесет и ты ее наполнишь. А если будет что-нибудь другое, что полагается к вину, так я с еще большим удовольствием буду слушать. А потом если ты соблаговолишь послушать меня, то я сыграю на волынке и спою песню.
— Значит, ты, слепой и убогий, не только есть и пить можешь, но еще и песни петь?
— Божьей милостью и это умею, хозяин. И еще кое-что могу.
— Ишь ты? А волынка твоя хорошо играет?
— Хорошо, господа и братья мои. Прямо как человеческим голосом.
— И так бывает. Ладно, ты мне сыграешь, что-то захотелось мне здесь, у Анкуцы, песню послушать. Время уже позднее, вон Большая Медведица высоко поднялась в небе. Слышу еще, как и петухи у Анкуцы хлопают крыльями и горланят. А того, у которого голос похуже, я хотел бы завтра утром в горшке со щами получить.