Читать «Из поэзии 20-х годов» онлайн - страница 28

1927

Отрывок

I

Красней, красней холодная рябина, А с ней и ты, широколистый вяз, А этот клен! Смотрю, не надивясь, На желтый купол осени любимой. В саду теперь Растут одни цветы. Где все березы, Клены, вязы, ветлы? И горя нет, что сыростью болотной Несет с утра с туманной высоты. Хоть лейся дождь — В саду цветы все те же. Они стоят, как гости дальних стран, Лишь серый тон Да вянущая свежесть Нам выдают их дружеский обман. Так хорошо, Как будто день субботний Идет селом, полями и рекой И каждый час, простой и беззаботный, Всем обещает праздник и покой.

II

А по селу К дороге над рекою, Скрипя, ползут тяжелые воза На мельницу, А утром на базар С душистою и пухлою мукою. Как я люблю Средь озимей зеленых В базарный день Осенний след колес, Когда везут в телегах подновленных Плоды трудов: гречиху, рожь, овес. Когда в полях пустынно и безмолвно И только ветра слышен долгий вой. Прозрачна даль. Телеги, словно челны, Качаются над зыбью полевой.

III

Еще милей домашние заботы. Они легки, не гонят, как в страду. Последние крестьянские работы У памяти, как прежде, на виду. Хлеб в закромах, И в подполе картошка, Капуста в кадках, На зиму рассол. Подновлено стекольщиком окошко, Двор перекрыт, В сенях исправлен пол. В печной трубе Пусть ветер воет волком — Хозяин глух. Чтоб было веселей, То ладит он из хвороста кошелку, То копылы готовит для саней. И в ту же ночь под бабушкины сказки Уж детям снятся резвые салазки.

1928

Петр Незнамов

Где-то под Ачинском

Сосна да пихта.    Лес да лес, да на опушке горсть домишек, а поезд в гору    лез да лез, разгромыхав лесные тиши. А поезд мерно —    лязг да лязг — все лез да лез, да резал кручи, с тишайшим лесом поделясь железной песней —    самой лучшей. Сосна да пихта.    Шесть утра. В красноармейском эшелоне еще горнист не шел играть — будить бойцов и эти лона. Был эшелон, как эшелон: семь сотен красной молодежи, которой солнце бить челом неслось небесным бездорожьем; которой —    след горячих дней был по ноге,    костюм — по росту, и так же шел, суровый, к ней, как горным высям чистый воздух; которой —    путь сиял таков, что мерять пафос брали версты… Был эшелон семьсот штыков: семьсот штыков —    одно упорство. Сосна да пихта.    Сонь да тишь, да в этой тиши горсть домишек, таких,    что сразу не найти, таких,    что даже тиши тише. И — вдруг горнист.    И — вдруг рожок. И — вдруг, как пламя на пожаре, басок дневального обжог: «Вставай,    вставай,       вставай, товарищ!»