Читать «Любовь императора: Франц Иосиф» онлайн - страница 224

Луккени неизменно подчёркивает, что жизнь для него не имеет никакой цены, что наказание ему безразлично.

   — Почему же в таком случае вы пытались скрыться после совершения преступления? — спрашивают его, приводя факт, который никак не вписывается в тот ореол мученика, каким он пытается себя окружить.

   — Я и не думал спасать собственную жизнь. Просто я поспешил в комиссариат полиции.

   — Почему вы убили императрицу, которая никогда не сделала вам ничего плохого?

   — В ходе борьбы против богатых и знатных. Луккини убивает императрицу, но ни за что не убьёт прачку...

Потрясённый этими откровениями, Навацца покидает преступника.

«У этого Луккени настоящая мания величия — жажда совершать неслыханные преступления, — думает Навацца. — За всю мою жизнь мне ни разу не попадался подобный преступник. Он гордится своим поступком и не перестаёт сетовать, что за него нельзя пойти на эшафот». Видит Бог, глядя на этого Луккени, приходится признать, что тщеславие способно ослеплять и толкать на ещё более дикие поступки, нежели голод и любовь. Луккени хочет сполна упиться тем, что он называет славой. Весь мир читает теперь его имя, говорит о нём и поэтому пусть услышит из его собственных уст, что он думает, почему он так поступил. Он размышляет, как лучше всего добиться этого. И гут ему в голову приходит неаполитанская газета «Дон Марцио», которую он так часто читал во время своей службы и о которой ему известно, что она отстаивает либеральные тенденции. На другой день после содеянного он решает послать письмо главному редактору газеты. Прежде всего газета должна опровергнуть мнение, будто он, Луккени, прирождённый преступник.

Утверждение Ламброзо якобы индивидуум уже появляется на свет преступником, просто чепуха. «Поэтому прошу Вас также, — пишет редактору убийца, — разубедить тех, кто позволяет себе, например, заявлять, будто бы Луккени совершил свой поступок под давлением нужды. Это совершенно неверно. В заключение хочу заявить, что... если господствующий класс не попробует обуздать жадность, с какой он сосёт кровь своего ближнего, в самое ближайшее время на всех этих императоров и королей, президентов и министров — на всякого, кто стремится поработить ближнего ради собственного удовольствия, — неизбежно обрушатся справедливые удары. Этот день близок. Тогда истинные друзья простого человека ликвидируют все ныне действующие установления. Будет более чем достаточно одного-единственного из них. Кто не работает, тот не должен есть. Преданный Вам Луиджи Луккени, убеждённый анархист».

Восьмидесятидвухлетний главный редактор газеты, поставленный в известность дирекцией тюрьмы, не может понять, как преступнику, с которым до сих пор он не был знаком, пришла мысль написать ему. В номере газеты от 13 сентября её главный редактор отмежёвывается от этого изверга в человеческом образе. Тем временем убийца направил федеральному президенту Швейцарии прошение, чтобы его судили в соответствии с законодательством кантона Люцерн, в котором ещё предусматривается смертная казнь, а не по законам кантона Женева, где подобное наказание не предусмотрено. Он подписывается: «Луиджи Луккени, самый опасный анархист-одиночка». Продолжает он писать и частные письма. В тюрьме у него для этого достаточно времени. Первым делом он пишет принцессе д’Арагона: «Как истинный коммунист я был больше не в силах терпеть подобную несправедливость, и как настоящий гуманист я дал понять, что уже недалеко то время, когда новое солнце будет светить всем одинаково. Я знаю, что надеяться мне не на что... Прожив двадцать пять лет, я достаточно узнал этот мир. От всего сердца уверяю Вас, что никогда прежде я не испытывал такого удовлетворения, какое испытываю теперь. Если бы мне улыбнулось счастье, которого я так жажду, и меня судили бы по законам кантона Люцерн, то я вприпрыжку побежал бы вверх по ступеням гильотины без всякого к тому понуждения». Спустя несколько дней он шлёт новое письмо принцессе. «Моё дело можно сравнить в делом Дрейфуса», — говорится в нём.