Читать «Красные тюльпаны» онлайн - страница 14

Анатолий Семёнович Солодов

Второй, покончив с банкой, направился к рукомойнику, умылся. Отыскав взглядом полотенце, которое висело на гвоздике, сдернул его по-хозяйски, утерся и бросил в угол. Он откинул шторку, заглянул на печь.

— Матка, молоко.

— Чего ему? — спросила мать Сережку.

— Не знаю, — буркнул сын. — Вроде молока хочет:

— Нету молока, — ответила мать, встав перед печью. — Ничего нету. Самим есть нечего.

Глаза немца сузились.

— Ферштейн? Поняль? — отрывисто сказал он и отстранил мать от печки.

Сдвинув заслонку, он схватил ухват и неуклюже вытащил чугунок. Выхватил горячую картофелину и стал перекидывать ее из ладони в ладонь.

— О-о! Картошка ин мундир. Зер гут! — немец осклабился и перекинул картофелину другому, который нарезал сало на столе. Немец поймал ее на лету, зачем-то понюхал, заулыбался.

— Шён, Курт. Шён!

Немцы сидели за столом долго, с удовольствием ели, не забывая подливать из фляжки. После каждого стаканчика о чем-то возбужденно говорили, перебивая друг друга, смеялись.

Высокий немец заиграл на губной гармошке, второй, махая рукой в такт, запел какую-то свою песню.

Немец закончил играть, шумно выдохнул, повел взглядом по стенам избы. В простенке он увидел численник, бросил губную гармошку на стол, поднялся и подошел к календарю.

Оторвав листок, повертел его и бросил под ноги. Второй тоже встал, они вдвоем принялись перелистывать численник, вырывая отдельные листки, о чем-то болтая и посмеиваясь.

Сережка молча исподлобья наблюдал за ними. Ему было обидно и жаль календаря.

Стены избы были оклеены старыми газетами. На пожелтевших листах тут и там темнели иллюстрации. Немцы принялись рассматривать газеты. Увидя на одном из фотоснимков шахтера с отбойным молотком, немец скривил губы, поманил Сережку и, ткнув пальцем в газету, процедил сквозь зубы:

— Вас ист дас дизе?

— Чего? — спросил Сережка.

— Что это есть?

— Стаханов.

— Это?

Сережка почти наизусть знал текст под фотографиями, так как много раз рассматривал их раньше, но все же покосился на газету и смело прочитал:

— Герой летчик Валерий Павлович Чкалов.

— Это?

— Чехов.

— Дизе?

— Метро в Москве.

— Это?

— Новый советский самолет.

Немец оторвался от газет и, подозрительно уставясь на Сережку, ткнул его в грудь пальцем.

— Ти есть партизан?

Мать схватила Сережку за руку и подтолкнула его за перегородку, выпалила:

— Какой партизан?! Дитя он еще.

Немец, довольный собой, громко рассмеялся, плюхнулся за стол, плеснул в стаканчик шнапса, выпил.

Немцы долго не могли угомониться, заглядывали в комнату, приставали к Сережке с вопросами.

Наконец они принесли из сарая две охапки сена, разложили на полу. Екатерину Никаноровну и Сережку гитлеровцы выпроводили из избы, а сами, не раздеваясь, повалились спать.

Дождавшись, когда стемнеет и немцы заснут, Сережка, орудуя долотом, открыл окно со двора. Мать была рядом. Она подсадила сына, Сережка проворно и тихо влез в избу.

Опасаясь, как бы немцы не проснулись, он вынул из чугунка оставшуюся картошку, схватил с полки кружку, солонку с солью, краюшку хлеба, передал матери и тут же вылез наружу.