Читать «Труды по истории Москвы» онлайн - страница 474

Мы любили с Сергеем играть в карты, в модную тогда игру рамс. В рамсе ведется счет по очкам, причем червонный туз оценивался в двадцать пять очков, т. е. выше всех. И вот Сергей скоро научился жульничать, подкладывал червонного туза под колоду и вынимал его, как козырь. Я это заметил. После короткой драки, по взаимному соглашению, мы, уже сдавая карты, вынимали из—под колоды червонного туза, делая его козырем. Обычно рамс кончался небольшой дракой, которая совершалась в полной тишине, чтобы не услышала мама. Картежная игра производилась на большом сундуке в передней.

Наиболее почитаемым из братьев был Николай, да это и вполне понятно. Между ним и Борисом была разница в пятнадцать лет, т. е. он годился Борису почти в отцы.

Впоследствии мы всех братьев называли так: Николас вместо Николай, иногда с прибавкой «старый Николас», Володяс, Сергуляс, Борисас. Меня же называли просто Мишей. Коля учился в гимназии хорошо, хорошо знал классические языки, хорошо пел, хотя потом сорвал себе голос, но все же пел, конечно, несравненно лучше, чем я, который не отличался ни слухом, ни голосом.

Старший брат обычно называл нас каким—нибудь прозвищем. Володю он почему—то звал «Длинноносым», хотя тот не отличался длинным носом. Однако Володя искренне считал себя страшно некрасивым и часто осматривал свой нос в зеркало. На самом же деле он в юности был привлекателен именно благодаря тому, что имел нос, а не картошку, которой обладал, например, я, в силу чего меня нельзя было спутать ни с какой нацией, кроме русской.

Старший брат называл меня «Лысым», потому что я родился, как говорили, лысым, и священник не мог даже найти волос, чтобы их состричь с моей головы во время обряда крещения. В дополнение ко всему, крестивший меня отец Беневоленский был сам лысым. Это сходство старого священника и новорожденного вызывало смех.

Крестили меня в церкви Симеона Столпника на Николо—Ямской улице (ныне – Ульяновской). В этой церкви находится теперь какой—то институт, а я живу в квартире, из окна которой видна эта церковь. Так в конце жизни я вернулся к месту своего рождения в Тетеринский переулок.

Семья наша была дружной, в особенности благодаря старшему брату, человеку не только доброму, но и выдающемуся по своим качествам. Он умел как—то всех объединить и любил всех по—своему. Например, он раньше всех выезжал на дачу и брал с собой кого—нибудь из младших. Жить на даче в апреле было холодно, потому что помещение снимали холодное. Коля сам готовил пищу, кормил и брал с собой гулять младших. Иногда он брал с собой даже на охоту. Я тоже с ним ходил как—то на охоту. Вообще он представляется мне своего рода идеалом, которого я никогда не мог достигнуть со своим замкнутым характером.

Иногда дома устраивались различного рода небольшие… вечера. На них приглашались знакомые. Среди наших знакомых не было никаких выдающихся людей, надо прямо это подчеркнуть. Это были или сослуживцы отца, или боковая родня отца, или неизвестно откуда появившиеся знакомые, но они охотно приходили к нам, как и наши старшие отправлялись к ним с новогодними и пасхальными визитами.