Читать «Труды по истории Москвы» онлайн - страница 470

Начало нашего блистательного древнего рода даже с моими семьюдесятью годами насчитывает примерно сто пятьдесят лет существования. Легендарным предком был некий Аким, мой прадед, отчество которого не дошло до его потомков. О нем известен только один рассказ тоже полулегендарного характера.

Мой дед, Константин Акимович, был более мне известен, хотя я его не видел и в глаза. Константин Акимович сначала служил приказчиком, потом разбогател. Как разбогател, я точно не знаю, но обычно тогда приказчики богатели таким приемом: в отсутствие хозяина они довольно усердно знакомились с хозяйской кассой, а, ознакомившись в достаточной мере, открывали свои магазины. Не хочу клеветать на своего деда, но… и с ним могло быть таким же образом.

Константин Акимович открыл первый магазин готового платья в Москве (по крайней мере, так говорил отец). Ходко пошли в продажу летние пальто, так называемые по тому времени «балахоны». Шили их из белой материи, кажется, из хорошего холста.

Разбогатев, дед решил, что достаточно сидеть в тесной лавке, и стал, что называется… жуировать. Вместе с бабкой он начал совершать поездки по окрестным монастырям. Такие поездки действительно представляли большой интерес. Обычно брали «линейку» – экипаж, запряженный одной или двумя лошадьми. Этот экипаж представлял собою пролетку, где сидели по обеим сторонам два или три человека, обращенные друг к другу спинами. На облучке восседал кучер. Подобная линейка довольно бойко бежала по тогдашним проселкам и по «большим дорогам», большакам. Так назывались дороги, обсаженные березами, еще в царствование Екатерины II. Остатки этих чудесных большаков кое—где сохранились до сих пор и привлекают внимание путников, хотя осталось их, к сожалению, немного. Дорога в монастыри по проселкам, по большакам, шла мимо лесов, полей, лугов, мимо деревень и сел. Одним словом, это было интересное путешествие.

До монастыря добирались обычно в один день на лошадях. Самой дальней поездкой был Троице—Сергиевский монастырь в семидесяти километрах от тогдашней Москвы. Но ездили и ближе, в Саввино—Звенигородский монастырь и некоторые другие прилегающие пустыни и монастыри.

Обычно монастырь стоял на высоком холме, на берегу реки или речушки. К нему подходили заповедные рощи, не тронутые, не опороченные человеком. Лесные цветы, кустарники покрывали ближайшие окрестности…

Теперь только с трудом можно представить себе, что собою представлял, например, Саввинский монастырь под Звенигородом, прославленный картинами Левитана. Мне пришлось еще видеть ту плотину, которая нарисована была у Левитана и которую потом сломали, потому что неумные люди забыли, попросту говоря, про маленький пейзаж, который легко было сохранить и до нашего времени, если бы немного позаботиться и о пруде, и о плотине.

Так вот, дед приезжал в монастырь, останавливался там в гостинице. Монастырские гостиницы существовали тогда (это относится ко второй половине прошлого века) почти при всех больших монастырях. Я застал их позже, но они были уже значительно более благоустроенными, чем раньше. В гостинице можно было заказать обед, остановиться в номере, не всегда, впрочем, лишенном клопов, что являлось как бы дополнением к монастырским удобствам, но [это] не очень смущало посетителей, привыкших к этому «удобству» в деревянных московских домах.