Читать «Труды по истории Москвы» онлайн - страница 348
Михаил Николаевич Тихомиров
А дальше идет распорядительная, резолютивная часть, которая обычно начинается словами: «И в нынешнем, государь, во 153–году …». Заканчивается отписка чаще всего словами: «И о том нам, холопем твоим, что ты, государь, укажешь …». Иногда просят посоветовать, как поступить, чтобы, мол, «твоему государеву делу прорухи не было» или чтобы «нам, холопам твоим государевым, в опале не быть». Если вы присмотритесь к отписке, то увидите, что она по своему формуляру как бы заключает в себе то же самое, что имеет и царская грамота.
Но между отпиской и царской грамотой есть прежде всего одна существенная разница. Грамота или указ имеет точную дату. Отписка никогда даты не имеет. Иногда о ней, т. е. о дате, можно судить по тому, что написано, какая последняя дата имеется в отписке. Последняя дата – это есть возможная дата этой отписки. Но только возможная, потому что отписка могла и залежаться.
На помощь, до некоторой степени, вам приходит помета. Помета на обороте листа обычно обозначает время, когда получена данная отписка. Когда имеется помета о времени получения отписки в приказе и времени отсылки грамоты, то перед вами две даты, до и после, в пределах которых до известной степени вы можете разобраться.
Часто вопрос точной датировки большого значения не имеет. Но когда речь идет о политических событиях – о восстаниях, о военных действиях и т. д., – отсутствие даты отписки чрезвычайно неудобно.
Надо заметить, что как указ, так и отписка, как я сказал, в крупных фондах центральных и местных архивов чередуются друг с другом.
Причем необходимо обратить внимание на то, что в центральных архивах черновиками будут царские грамоты, а отписки подлинными, и наоборот, в провинциальных, царские грамоты будут подлинными, а отписки черновыми. Очень часто на эту особенность не обращается никакого внимания. Вот ценный сборник «Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в.» Там указываются столбцы, откуда что взято, а черновик это или подлинник, не указывается, как будто перед нами сплошные подлинники.
Нужно вам сказать, что работающие над указами и отписками пытаются иногда наивно все написанное принимать на веру. Между тем сами царские грамоты крайне необъективны.
При изучении вопросов Псковского восстания 1650 г. я убедился, что существуют царские грамоты, у которых пять или шесть черновиков и которые между собой очень сильно различаются.
Что касается отписок, то они еще больше искажают действительность. Так, в тех же делах 1650 г. (я на них останавливаюсь потому, что документы о восстании 1650 г. прекрасно сохранились в разных столах, в разных приказных учреждениях) мы встречаемся с очень любопытным документом – отпиской князя Хованского. Хованский пишет, например, подойдя к Пскову, что ему, мол, удастся быстро взять Псков. Но когда он видит, что ему посылают мало подмоги, он начинает жаловаться. И, наконец, жалобы его доходят до наибольшей высоты; мол, люди разбредаются розно, есть нечего, и в постные дни, государь, едим мы мясо. Дальше пишет, что псковичи часто делают вылазки и они, мол, нас грозятся в котле сварить и съесть. Но как только Хованский узнает, что Псков «замирился», что сюда едет делегация Земского собора, – он берется за перо и пишет, что не нужно было посылать делегацию, что Псков и так бы сдался. И как, мол, было ему не «замириться», когда Хованский здесь с такими силами стоял.