Читать «Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира» онлайн - страница 4

Алистер Макграт

Как и многие юноши и девушки в шестидесятые годы прошлого века, я считал, что идея Бога – это морально устаревшая чепуха. Шестидесятые были временем интеллектуальных и культурных перемен. Догматы прошлого рушились – все спокойно и уверенно ждали, что грядет революция, которая сметет всю эту дедовскую чушь вроде веры в Бога. Я сам не заметил, как принял мировоззрение, казавшееся мне неизбежным следствием планомерного применения научного метода. Я решил верить только в то, что может доказать наука.

Поэтому я стал приверженцем довольно-таки догматического атеизма – меня восхищал его интеллектуальный минимализм и экзистенциальная холодность. Может быть, лучше считать, что жизнь бессмысленна? Принять такую суровую научную истину было с моей стороны интеллектуальной бравадой. Религия была бессмысленным реликтом, предрассудком, она предлагала ущербный суррогат смысла, развенчать который было проще простого. Я считал, что наука дает полное, всеобъемлющее объяснение мироустройства и безжалостно разоблачает своих соперников с их ложью и заблуждениями. Наука не одобряет Бога, все настоящие честные ученые – атеисты. Наука – добро, религия – зло.

Разумеется, это была безнадежно упрощенная бинарная оппозиция. Все было черно-белое – ни малейших представлений о множестве промежуточных оттенков, на существование которых нельзя было закрывать глаза. Однако в то время эта упрощенческая картина вполне меня устраивала. Я сам не заметил, как впал в состояние «свои-чужие»: «свои» чувствуют себя сплоченнее, а свою группу – привилегированнее, когда высмеивают, чернят и демонизируют своих противников. Кстати, традиционно считается, что это одна из самых скверных черт религии, однако в наши дни очевидно, что это свойство любого фундаментализма, и религиозного, и антирелигиозного. Религия была для меня интеллектуальным заблуждением и моральным злом. Она лишь замутняла картину мироздания, поэтому с ней не стоило иметь ничего общего.

Зато теперь я понимаю, что в шестнадцать лет картина мира представлялась мне крайне незатейливой. Мне недоставало подробных знаний истории и философии науки, которые показали бы мне, что все несколько сложнее, и даровали бы мудрость, позволяющую разобраться с парадоксами, неоднозначностью, ограниченностью и неопределенностью, которые неизбежны при любом серьезном столкновении с реальностью. И все же года три я прожил в убеждении, что атеизм обладает абсолютной интеллектуальной элегантностью, а те, кто придерживается других точек зрения, безнадежно глупы.

В декабре 1970 года я узнал, что получил стипендию на изучение химии в Оксфордском университете. Однако я мог начать обучение в Оксфорде лишь в октябре 1971 года. Чем же заняться? Почти все мои друзья бросили школу, чтобы повидать мир или заработать денег. Я решил остаться и посвятить свободное время изучению немецкого и русского, которые должны были пригодиться мне в научной работе. Поскольку я уже два года специализировался по естественным наукам, мне было ясно, что надо бы подтянуть и биологию и начать думать о биохимии. Поэтому я решил потратить десять месяцев на чтение и размышления.