Читать «Карточный дом» онлайн - страница 16

Чтобы удержаться, нужны какие-то простые опоры и представления. Нужно, чтобы человек научился обходиться с тем, что он такой, мир такой и его близкие — такие. Чем проще, крепче и надежнее опоры, тем лучше, спокойнее, больше шансов выжить, не разрушиться.

Опора на субъективную реальность — настолько важное для психики «пограничника» основание, что ради его сохранения, ради удержания собственных представлений о реальности, такой человек пойдет на что угодно, будет готов заплатить любую цену. Часто, к сожалению, подобная «торговля» происходит совершенно неосознанно. Существует несколько вполне популярных и эффективных способов держаться за свою реальность. Предлагаю рассмотреть наиболее часто встречающиеся в моей практике.

Слияние или отвержение

Великое блаженство и великое зло, как правило, приходят к нам из одного источника.

П. Крусанов

Один из замечательных и, на первый взгляд, безболезненных способов убрать любую угрозу вторжения в собственные представления о реальности — убрать другого как Другого, его инаковость и своеобычность. Достигается это устранением различий, размыванием границ, созданием общего и борьбой со всем, что угрожает единству Для того чтобы не появлялись сложные зерна сомнений, чтобы не было необходимости совершать труднейшую работу по пересмотру, реальность должна быть одной для всех.

Очень хочется повлиять на устранение различий, но мало возможностей это сделать, поскольку представления всех не проконтролируешь. Тогда единственный выход у человека с пограничными нарушениями или особенностями — создавать «крепкие», но временные парные союзы. Крепок он до тех пор, пока оба думают одинаково. Как только возникают различия во мнениях, разность впечатлений, нюансы отношения, то если они стремительно не устраняются волей и активными усилиями одного при согласии и подчинении другого, то пара может резко прекратить свое существование. Один из традиционных вариантов.

— Ведь ты меня любишь? Скажи, любишь? (Надежда и трепет.)

Всматривается в глаза, что она там ищет? Так трогательна. Так зависима. Так беззащитна. Он глубокомысленно молчит и снисходительно кивает.

— Я все для тебя сделаю, веришь? Все! (Такая преданность в ее глазах, за ним в огонь и в воду.)

Он ощущает себя неимоверно прекрасным и сильным. Особенным, неповторимым — ведь его так любят.

— Я жить без тебя не смогу. Ты — моя жизнь. Мы всегда должны быть вместе. Всегда! (Она на грани отчаяния, и он, конечно, верит, что не захочет и не сможет ее покинуть, они никогда не расстанутся.)

Вот он уже и важный такой, от него зависит чья-то жизнь. В нем ощутимо прибавляется веса и смысла. Он нужен (хоть кому-то). Он нужен ей. Ему спокойно. Завоевывать не надо. Удерживать не надо. Сама никуда не денется. Какая у них неземная любовь!

Спустя два года…

— Ты меня любишь? Скажи, любишь?

Все тот же пытливый взгляд, но вызывает в нем только досаду. Ну что она там ищет, в его глазах?

— Люблю, люблю…

— Ты как-то неуверенно это говоришь, раздраженно. Тебе плохо? Или ты уже меня не любишь?

— Мне не плохо, просто я не в настроении сегодня. (Не знает, как уйти от темы, как перестать говорить об этом. Ну кому нужны эти вечные уверения в любви? Сколько он уже отвечал ей на этот чертов вопрос! Ему просто хочется побыть сегодня не в любовном восторге, а в том, в чем он есть — усталости и недовольстве от какого-то бессмысленного дня.)

«Он точно уже меньше меня любит. Ну что я сделала не так? У него другая? Я постарела? Почему он злится? Что сделать, чтобы он снова сказал, что любит меня?» (Паника, паника, паника…)

— Может, котлеты сегодня не удались? (Появилась надежда.)

— Да нет, нормальные котлеты… (Он уже задумался о чем-то своем, досадно, что она прерывает его размышления.)

— Ну что тогда?! Что не так?! (Слезы в голосе, сама уже на грани срыва.)

— Да все так! Что ты пристала ко мне?! (Как душно-то, душно, душно, ну никуда не деться, опять у нее сейчас начинается истерика и, как пить дать, на весь вечер! Ну за что мне это?! Ну почему невозможно «вырубить» женщину, когда хочется, или хотя бы выключить у нее звук?!)

Через два часа…

— Слушай, а мы в субботу к Петровым-то идем? (Он уже все забыл, переключился, вспомнил, что Петрову обещал инструмент, а это значит, еще в гараж заезжать нужно.)

Она зареванная и опухшая в это время в спальне собирает вещи.

— Ты куда собралась-то?

Оскорбленно молчит и продолжает собирать вещи. Он подходит, пытается ее обнять.

— Уходи! Что тебе от меня нужно?

— Да чего ты взъелась-то? Что я сделал? Чего ты психуешь?

— Это я-то психую?! Это тебе все не так! Что ни сделай, все не так! Невозможно с тобой жить! Чурбан! Ни слова не дождешься, ни благодарности!

— Да какие слова тебе еще сказать? Я же сказал, что люблю! Ну что тебе еще от меня нужно?… (И дальше, дальше… до бесконечности, еще много-много скандалов с намерением убедиться в своей важности для другого, в его готовности клясться в любви, останавливать, удерживать, пока на сто десятую ее попытку уйти к маме он не скажет: «Уходи уже! Оставь меня в покое». И этого, конечно, она ему уже никогда не простит. Она всегда подозревала, что он, как и все мужчины, предатель, изменник и ее уже разлюбил.)