Читать «Ты идешь по ковру. Две повести» онлайн - страница 18

Потом Олька мне стала колоть. С первым ухом у неё тоже неплохо прошло. Правда, я чуть в обморок не хлопнулась, потому что слышала, как внутри что-то железное скрипит. Страшно же! Потом она долго не могла мне серёжку вставить. А перед вторым моим ухом она тоже чуть сознание не потеряла. Накренилась немного и побледнела. Почти как тогда на голубятне, немного меньше. И серёжку ещё дольше вставляла, видно, что сама замучилась. Про себя-то я вообще молчу.

Дома мамка меня отругала.

— Нужно же стерильное! Нужно же дезинфицировать! — кричала она. Славка с Сергунькой ходили рядом и хихикали потихоньку, пока от меня подзатыльников не получили. И от мамки ещё.

Я сказала, что мы булавку на свечке прокаливали. Перед каждым ухом. Но это тоже, оказывается, варварство. А главное — надо вставлять не наши вот эти серёжки, а что-нибудь золотое или серебряное. Или уж серьги из медицинской стали. Мамка взяла у отца водку, — он спал, не заметил, — протёрла мне уши.

Ночью я не знала, на какой бок лечь. Полежишь на правом — правое ухо заболит. На левом — левое. Утром серёжки я не нашла, мамка куда-то спрятала. Олька вообще в школу не пришла, у неё температура поднялась. Ей-то дома не сразу серьги сняли, у неё волосы всё закрывают, не видно. Ночью у неё уши тоже болели, но она сама серёжки не могла расстегнуть. Ей тётя Надя сняла.

Маринкин день рождения

Всё же справедливость есть: в этот раз за Маринку наказали меня, а так всё её за меня наказывали. Мама говорит, не надо считать, кто сколько раз провинился, кого когда наказали. Но вот последний случай: Санна Ванна, похоже, запомнила, как Маринка с Пашкой первого сентября за меня вступились, всё цепляется к ним на уроках. Хоть на голубятню-то лазила я.

А сейчас вышло наоборот. Это Маринка придумала с ушами, а я не хотела, но вот, пожалуйста! Я опять сижу дома, правда, Маринка утверждает, что надо говорить не «опять», а «снова». Какая разница, если всё равно гулять нельзя? Мне папка сказал, чтобы после школы я сразу шла домой. Ну, я и шла. Конечно, мы ещё успевали немного полазить по рукоходу, попрыгать через вкопанные шины на стадионе. А так — сразу же домой. Папка мне звонил каждые пять минут, ругался, расписание моё выучил — знал, во сколько уроки заканчиваются, когда кружок: я в школьном хоре, мы даже ещё ездим куда-нибудь, к ветеранам или в садики. Потом вообще придумал такую штуку: подговорил Ефима приходить за мной. Я маленькая, что ли? Хорошо, Ефим просто вставал у забора и молчал. Тут уж поневоле домой побежишь. Я ревела и говорила, что так нечестно и я не виновата, что уши заболели, но папка ничего не хотел слышать, только злился и кричал:

— Ничего с тобой не случится! Здоровее будешь! Посидишь дома, подумаешь, может, поумнеешь!

Это он к тому, конечно, что я уже схлопотала двойку по биологии — просто забыла выучить химический состав клетки, а вообще-то это несложно мне даётся, я же не глупошары кусок.