Читать «Снежный перевал» онлайн - страница 73
Фарман Керимзаде
— Разве так читают коран?
Сулейман умолк; горестная весть о гибели Халила и Абасгулубека, с которой он не мог смириться, и все напряжение последних суток вдруг выплеснулись наружу, он всхлипнул, и плечи его затряслись от долго сдерживаемых рыданий. Кербалай тоже поднес руку к глазам.
— Да смилостивится над ними аллах. Продолжай...
Сулейман даже забыл вынуть платок. Стал читать. Его голос, напоминающий голоса певцов мугама, заполнил комнату, словно дом захлестнуло желтой морской волной. Кербалай плыл в этой воде; порой он глотал воду, захлебывался, но выплыть из этого моря не желал.
...Из комнаты вынесли ковер, — Худагулу будет петь, прохаживаясь по комнате.
Ашуг закатал рукава, снял папаху, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, прижал к груди саз, стал настраивать его. Вдруг струны словно ожили, отрывистые звуки сложились в мелодию. Он приблизился к Гамло, сидевшему в верхнем конце комнаты, величественному, как будда. Но когда он запел, его голос оказался ниже той ноты, которую он взял на сазе.
Худагулу резким движением опустил саз, поклонился и, выпрямившись, оказался спиной к Гамло.
Гамло потемнел от злобы: «Сукин сын, я ему покажу Керр-оглу. Я сказал одно, а он поет другое...»
Папаха Абасгулубека покоилась на его колене. Свет лампы, висевшей на стене, падал на звездочку на папахе и отражался от нее пучком красного цвета. Худагулу, пританцовывая, дошел до двери, повернулся, поднял руку и, глядя на Гамло, вновь запел: «Нет печалей у Гамло...» На лице Гамло появилась довольная, умиротворенная улыбка. Худагулу повторил еще более громким, высоким голосом:
От непривычно громкого пения у него запершило в горле. Ашуг сел, положил, рядом саз, прикрыл рукой рот, стараясь задержать начавшийся приступ кашля.
— Выведите его во двор! А то умрет! Поглядите на нашего соловья! Только раскрыл рот...
Двое подхватили его под руки. Выволокли во двор. Саз остался лежать на полу. Его задели ногой, и струны издали жалобный стон.
И тут произошло неожиданное. Кто-то ворвался в комнату, поднял саз и бросился к Гамло. Не сознавая происходящего, Гамло выхватил пистолет и в ту же минуту узнал Кербалая. Кербалай размахнулся, но не попал, — его ближайший сообщник успел увернуться, конус саза разлетелся на равные, как дольки дыни, куски.
Кербалай стоял, держа в руке то, что осталось от саза, и, казалось, готов был перебить всех сидящих в комнате.
— Что случилось, хозяин? — растерянно спросил Гамло.
— Негодяй, разве ты не знаешь, что сейчас траур?
«Да что он, с ума сошел?» — подумал Гамло. Махаррам был летом. Гамло, поминая убитых имамов, рассек кинжалом себе лоб. Рана оказалась глубокой и иногда, когда мороз крепчал, напоминала о себе.
— Так ты держишь траур по нашим святым?!
— Ты имеешь в виду имама Гусейна и имама Гасана?
Кербалай не удостоил Гамло ответа, махнул рукой и так же стремительно, как появился, покинул комнату...